Оставшиеся в тени [заметки]

1

Во многих работах, посвященных А. Н. Толстому, совершенно безосновательно увеличивается степень родства матери писателя с известным деятелем декабристского движения. На сей счет уже выросла едва ли не легенда. Часто без всяких оговорок Александру Леонтьевну называют «внучкой Николая Ивановича Тургенева» (М. Чарный. Путь Алексея Толстого. М., 1961, с. 6; К. А. Селиванов. Русские писатели в Самаре и Самарской губернии. Куйбышев: Кн. изд-во, 1953, с. 107). Или пишут так: «По материнской линии Алексей Толстой — потомок декабриста…» (И. И. Векслер. Алексей Николаевич Толстой. М.: Советский писатель, 1948, с. 12; Т. Т. Веселовский. Творчество А. Н. Толстого. Л., 1958, с. 7), что также ненужная натяжка. На самом деле родство было не только крайне далеким, но и боковым. Как о том писал сам А. Н. Толстой в случае, когда требовалась документальная точность, — дед его матери «Борис Петрович Тургенев приходился декабристу двоюродным братом» (ИМЛИ, инв. № 214/153), то есть Александра Леонтьевна была декабристу, в сущности, «седьмой водой на киселе» — двоюродной внучатой племянницей (см. также: В. В. Руммель и В В. Голубцов. Родословный сборник русских дворянских фамилий. T. II. Спб. 1887, с. 550–551). По разветвленным за столетия геральдическим древам знатных дворянских фамилий кто и кому только не приходился в конце концов дальним родственником!

2

Из фондов Куйбышевского литературно-мемориального музея имени А. М. Горького (KЛM). В дальнейшем ссылки на место хранения даются только в случаях, когда используются рукописные материалы из других архивных источников и частных собраний.

3

Присяжный поверенный Леонид Нестерович Ященко, защитник Н. А. Толстого на последующем январском процессе 1883 года, еще прежде, как видим, был посвящен в имущественные интересы клиента, вел денежные дела графа.

4

Разысканный сравнительно недавно портрет Николая Александровича Толстого находится в настоящее время в Куйбышевском музее имени А. М. Горького. Принадлежность изображенного на нем лица тщательно установлена. Этот портрет, о котором пишу далее, напечатать в книге, к сожалению, не представилось возможным.

5

Впоследствии, когда, завязавшись, дело деликатного свойства стало предметом публичного рассмотрения в разных инстанциях, Александра Леонтьевна вынуждена была отыскать эти письма Н. А. Толстого и держать их наготове. Факт их тогдашнего существования подтверждают упоминания в сохранившейся переписке.

«Коля (Шишков. — Ю. О.) меня спросил, — сообщает Александра Леонтьевна А. А. Бострому 9–10 марта 1898 года, — есть ли у меня доказательства в том, что графу было известно рождение сына (на всякий случай), и, когда я сказала о письмах, он сказал: «больше ничего не нужно» (ИМЛИ, инв. № 6311/79). В другой раз, запрашивая документы, которые могут понадобиться при прохождении дела в депутатском собрании, Александра Леонтьевна просит А. А. Бострома: «… Пожалуйста, привези мне: 1) мой вид, 2) три письма графа…» (15 июля 1897 года).

Сохранился летний ответ 1882 года Александры Леонтьевны на одно из таких писем Н. А. Толстого: «Вы говорите, что я не хочу говорить о будущем ребенке, я и о нем буду говорить, но только тогда, когда встречу серьезный этот вопрос не в куче ни к чему не ведущих разговоров» (ИМЛИ, инв. № 6311/2).

6

Поскольку одноименный персонаж — домашний учитель Аркадий Иванович является одним из главных героев повести «Детство Никиты», фамилия Словохотова постоянно встречается в критико-биографической литературе об А. Н. Толстом, в пояснениях и комментариях к сочинениям писателя. При этом обычным стало неверное написание фамилии с двумя «о» — Слово-охотов. Первотолчок дал сам А. Н. Толстой, написавший в «Краткой автобиографии»: «…Вотчим из Самары привез учителя, семинариста Аркадия Ивановича Словоохотова…»

К тому времени, когда писались эти строки, уже более двух десятилетий существовала повесть «Детство Никиты». Написание фамилии с двумя «о», разумеется, более «в образе» той фигуры, которая встает со страниц произведения, — велеречивого, словоохотливого чудака, наставника, который допекает непоседливого и быстрого Никиту скучной книжной премудростью. Исконная значимость фамилии от этого проступает ясней. Так что за давностью лет писательское перо могло в данном случае идти уже вслед за литературным образом.

Но Аркадий Иванович Словохотов был реальным лицом, о котором мы располагаем документальными источниками. По ним легко устанавливается и подлинное написание фамилии.

Александра Леонтьевна, перенося в свою тетрадь «Лелины стихи», пишет фамилию домашнего учителя с одним «о». Сохранилось письмо самого Аркадия Ивановича Алеше Толстому, посланное в ответ на полученную «оду». Под ним стоит собственноручная подпись — «Твой учитель А. Словохотов» (ИМЛИ, инв. № 6326/1).

Имеются, наконец, жандармские документы об участии А. И. Словохотова в революционных событиях 1905 года в селе Обшаровка. Сообщая об этих фактах, куйбышевский краевед Ф. Г. Попов дает проверенное написание фамилии — Словохотов. Но об этом еще речь впереди…

Пока же прочитаем отрывок из ответного послания Аркадия Ивановича сооновскому «одописцу». Умученный его виршами, он и сам решил взяться за стихотворное стило, которое тоже не слишком его слушалось и рождало строчки почти что на манер Тредиаковского:

«Ужасно толстенький и озорник,

Будь счастлив ты, мой ученик!

Живи согласно с Мишами и Есей.

Играй в снежки, катайся на коньках,

Не знай усталости в «бегах».

Во время приходи учиться:

Люби кататься ты, люби и с санками возиться!»

Фу! Даже пот выступил на лбу от напряжения! Прощай. Кланяйся папе и маме. Твой учитель А. Словохотов».

7

История русской литературы. T. X. М. — Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1954, с. 525; Н. Г. Гарин-Михайловский. Собрание сочинений. В 5-ти томах. T. I. М., 1957. Вступительная статья В. Борисовой, с. 32; а также: Н. Самойлов. Первая легальная марксистская газета в России («Самарский вестник», 1896–1897 гг.). — Пролетарская революция, 1924, № 7 и др.

8

«У мамы и отчима любимой книгой был Некрасов, — писал позже А. Толстой. — Они… не могли начитаться поэмой «Кому на Руси жить хорошо». Некрасов, а не Пушкин был желанным собеседником в занесенной снегами Сосновке» («Книга для детей», 1943).

9

Появившаяся без подписи в «Самарской газете» 20 ноября 1901 года статья «Я. Л. Тейтель (к 25-летию общественной деятельности)» могла принадлежать только близкому другу, осведомленному даже в мелких подробностях жизни Тейтеля. Кто же был автором? Совпадение мыслей статьи с речью Гарина-Михайловского вплоть до буквального повторения одного из выражений, характерные стилевые особенности статьи, а кроме того, известный факт «агитации» писателя за газетные выступления о юбилее Я. K. Тейтеля — все это заставляет думать, что автором был Н. Г. Гарин-Михайловский, находившийся в это время в Самаре.

10

ад сообщить, что идея, которую, судя по разнообразным свидетельствам, неоднократно стремился осуществить писатель-сын, недавно получила частичное и самое скромное претворение. К 100-летию со дня рождения А. Н. Толстого в родных поволжских местах вышла небольшая книга Александры Бостром «Рассказы и очерки» (Куйбышевское книжное изд-во, 1983. Составитель, автор вступительной статьи и примечаний — Л. А. Соловьева). Сборник образуют произведения публицистического звучания, ранее рассыпанные по страницам газет и журналов, которые сама писательница готовила для отдельного издания.

11

Как уже был случай заметить, идеалы одухотворенной, облагораживающей, а часто и всеисцеляющей любви представляли собой важнейшие из позитивных ценностей для творчества А. Н. Толстого тех лет. В этом выводе единодушны едва ли не все исследователи. Хотя, само собой разумеется, нравственнофилософские поиски писателя были достаточно сложными и своими произведениями он утверждал не только идеалы любви. На последнем обстоятельстве заостряет внимание Л. М. Поляк в монографии «Алексей Толстой — художник». Обращаясь к более детальному исследованию, автор книги основательней многих выясняет и другие позитивные начала в творчестве критического реалиста А. Толстого дореволюционных лет (См.: Л. М. Поляк. Алексей Толстой — художник, с. 76–81).

Однако для нынешнего сопоставления с произведениями А. Л. Бостром будет довольно напомнить общее звучание темы любви у раннего А. Толстого. О своем понимании этой темы писатель не раз высказывался и сам. Высказывания эти широко известны. В качестве нового примера приведу небольшое забытое интервью А. Н. Толстого, которое он дал газете «Голос Москвы» в январе 1913 года.

Это была газета не общероссийская, а местного значения, второсортная. В заглавии и подзаголовке интервью не упоминается фамилия А. Н. Толстого. «Сватовство» — такой пьесы у А. Н. Толстого нет. Подписана заметка инициалами интервьюера. Видимо, по этим причинам интервью и оставалось до сих пор незамеченным в старых газетных подшивках.

В заметке речь идет о двух произведениях.

«Сватовство», как видно по всему, — одно из возникавших и отвергавшихся названий пьесы «Насильники (Лентяй)». Репетиции этой пьесы в Московском Малом театре начались в сентябре 1912 года, но премьера из-за болезни занятой в спектакле ведущей актрисы О. О. Садовской состоялась лишь через год — 30 сентября 1913 года. Это была первая из пьес А. Н. Толстого, поставленных на сцене. Для нас она представляет особый интерес, так как написана в значительной мере по мотивам повестей и рассказов заволжского цикла.

Комедия «Дуэль» была закончена зимой 1913 года. Но не удалась и под влиянием двукратной критики со стороны Вл. И. Немировича-Данченко после попыток переделки была уничтожена А. Н. Толстым. Перед нами одно из немногих авторских свидетельств о содержании несохранившейся пьесы.

Примечательно, как в обоих случаях тогдашний А. Н. Толстой определяет «позитивную программу» своих произведений.

Вот полный текст небольшой газетной заметки:

«Сватовство» (К постановке в Малом театре).

По поводу предстоящей постановки в Малом театре пьесы гр. Алексея Николаевича Толстого мы беседовали с автором.

— Основная идея моей пьесы: у каждого человека есть одна любовь настоящая, подлинная. Все остальное — случайное, наносное, эпизодическое. Каждый носит в себе портрет возлюбленной — своей единой, неповторимой любви. Сила этой любви предназначенной настолько могущественна, что перерождает саму сущность человека. Она из безвольного лентяя делает почти героя.

Ведь наша дневная, суетная жизнь, как сновидение, полукошмарна, туманна, странна во всем своем сущем.

И вот эта любовь пробуждает. Она заставляет человека видеть кошмар повседневности, она уносит его от временного и преходящего и взор его устремляет в вечное, в незыблемое, в священное.

Но эта любовь — не страсть, не звериное и плотское желание непременно овладеть женщиной. Нет. Это другое. Любовь — спасительница, любовь — совместное существование, непрерывное созерцание идеала, глубокая духовная, не исключающая, конечно, и физической, связь с единственной, навсегда любимым человеком.

Этот же сюжет я несколько иначе разработал в своей новой пьесе, предназначенной для Художественного театра, — в «Дуэли».

На фоне серой, мещанской жизни провинциального забытого городка в течение одного только дня разыгрываются все действия моей не то драмы, не то комедии. Скорее, впрочем, комедии.

В этой пьесе я хотел сказать, что и в навозе жизни, и в самой кошмарной гуще ее любовь родит драгоценнейшие жемчужины.

Пьеса мною уже закончена.

Е. Я…

(«Театры». — «Голос Москвы», 1913, 5 января, № 4, с. 4)

12

В поздних редакциях названа «Петушок», с подзаголовком «Неделя в Туреневе».

13

Привожу библиографию произведений А. Бостром (без детских рассказов, печатавшихся в петербургских и московских журналах «Огонек», «Родник», «Детское чтение», «Детский мирок», «Задушевное слово», «Пчелка» и др., а также без публицистических статей и заметок).

14

Интересно, например, обнаруженное письмо А. А. Бострома Александре Леонтьевне от 31 октября 1905 года, в котором приведено стихотворение А. Толстого с ужо внесенными Бостромом поправками в пяти строках. Одно из лучших в той революционной лирике, которой молодой Толстой откликнулся на события 1905 года, стихотворение это до сих пор не было известно. Это небольшая баллада без названия в форме монолога: герой подает команды засевшим в доме участникам восстания, и в его словах возникает для нас картина боя:

Живо, товарищи, двери заприте!

В руки оружье! Живее берите!

Все ли на месте? Какой недогадливый!

Это — что? Даром здесь камни навалены?

«Стойте!» — кричат нам царевы приспешники.

Просят, чтоб сдались. Вот-то насмешники.

Забаррикадировавшиеся участники восстания у А. Толстого — это скорее вчерашние крестьяне не без черт уличной вольницы, чем сознательные рабочие:

…Ну-ка, гостинца пошли кирпичами.

Пусть-ка узнают, как меряться с нами.

Эх ты, Петруха, не для-ча совался.

Я говорил, вот за это нарвался.

Вот еще двое… Да кровь-то уймите.

Голову выше… рубашку порвите.

Слышь! Обошли!.. Да приприте же двери!

Сгинь пропадом они, подлые звери.

В кучу стреляйте, не жалко народа.

С нами Россия! Пред нами свобода!..

Последние слова героя, сраженного жандармской пулей: «Слава за нами! Умремте же, братья!». «…Стихотворение без названия очень симпатично по замыслу, — писал А. А. Бостром. — К сожалению, полно ярких отступлений от размера…» Стремлением устранить этот ритмический «диссонанс» и была вызвана его правка.

Письмо А. А. Бострома интересно еще и в другом отношении. Оно подтверждает вывод Ю. А. Крестинского, что разысканное им в казанской либеральной газете «Волжский листок» от 6 декабря 1905 года стихотворение «Далекие», посвященное политическим ссыльным в Сибири, за подписью «А. Т.», принадлежит А. Толстому и, таким образом, «…впервые Толстой выступил в печати 6 декабря 1905 г. со стихотворением, навеянным революционными событиями» (Ю. А. Крестинский. А. Н. Толстой: Жизнь и творчество, с. 43). Раскрывая подпись «А. Т.» под газетным стихотворением, литературовед опирался лишь на косвенные данные. В найденном теперь письме А. А. Бостром пишет прямо: «Спасибо за присылку Лелиных стихотворений. Мне очень понравилось последнее — «Далекие». Чрезвычайно поэтично».

15

«Только солдату везет, Мук» (нем.).

16

В немецком тексте слово «врач» в обоих случаях употреблено в женском роде, что будет иметь значение в дальнейшем повествовании. — Ю. О.

17

Хелли — Елена Вайгель, жена Б. Брехта; Барбара и Штеф — дочь и сын писателя.

18

Так сокращенно именовалось Издательство иностранных рабочих в СССР.

19

Чувства, вызванные смертью М. Штеффин, навеяли, видимо, одну из частей «Вариации для фортепиано» Ганса Эйслера. Во всяком случае в рукописном автографе произведения над 1-м финалом композитор отметил: «Траурный марш (для Греты)» и дал сноску: «Умерла от туберкулеза во время эмигрантских скитаний». (См.: Hanns Eisler. «Gespräche mit Hans Bunge…», S. 345.)

20

Деревушка в Дании, где в то время постоянно жил Брехт.

21

Элизабет Гауптман, немецкий литератор, активно сотрудничала с Брехтом с 1924 года. В сложной ситуации середины 30-х годов, связанной с приходом к власти фашистского режима в Германии, велись переговоры о ее возможном переезде на жительство в СССР.

22

Неологизм Брехта, образованный от имени Барнум, как звали когда-то в Германии владельца крупного цирка, — ловкач, циркач.

23

Т. е. КПГ, через которую шло оформление М. Штеффин на лечение в СССР.

24

Баварский курорт, о котором уже упоминалось, — там проводили лето Б. Брехт и его семья.

25

Порция пива — порция известки (нем.).

26

Этот эпизод в подробном рассказе передала автору книги сама Гильда Лютценгоф, разысканная через посредство сестры М. Штеффин — Герты Ганиш, во время приезда в Берлин в мае 1976 года. Подруга М. Штеффин, знавшая ее со школьной скамьи вплоть до весны 1939 года, Г. Лютценгоф сообщила много биографических фактов и сведений дополнительно к тем, что исходят от семейного окружения героини.

27

Переводы А. Исаевой, В. Куприянова.

28

Например, в начальный период работы над романом «Дела господина Юлия Цезаря» — произведения, в главном герое которого вопреки возвышающим традиционным трактовкам писатель средствами политической сатиры изобличал основоположника «мирового цезаризма», — Брехт заносил в дневник: «Я не очень продвинулся с Цезарем вперед, решив было, что понять его невозможно. Теперь же я получил поддержку: сюда приехала из Германии сестра Греты, жена рабочего… Она в один вечер прочла вторую книгу и нашла ее очень интересной. Расспросы Греты показали, что она почти все поняла. Беньямин и Штернберг, в высшей степени квалифицированные интеллектуалы, не поняли книгу и настоятельно предлагали внести в нее все же побольше человеческого интереса, побольше от старого романа!..» (26.2.39).

Определенным образом характеризуют семейное окружение М. Штеффин и адресованные ей письма Брехта, вроде, например, следующей концовки одного из них, где о матери Греты упоминается в связи с антифашистской радиостанцией, вещавшей на Германию: «Привет матери (Иоганна Штеффин гостила в тот момент в Дании. — Ю. О.)… Я должен кое-что написать для немецкой свободной радиостанции. Спроси, слушают ли они ее, что они там передают и что нравится… Покупай себе фрукты… И мед на утро вдобавок. Твоя мать тоже должна это иметь и также особо масло «вместо пушек» (18 июня 1937 г.).

29

Бертольт Брехт

Песни

Стихи

Хоры

Ганс Эйслер

30

С 32 страницами нотных приложений. Париж, 1934.

31

См., например: Bertolt Brecht. Werke in fünf Bänden, Band 3. Aufbau — Verlag, 1975, S. 166.

32

См.: Werke in fünf Bünden, Band 3, S. 177, 179, 180, 159, 165.

33

Франк Ведекинд — немецкий писатель, драматург конца XIX — начала XX века, драматургическое мастерство которого высоко ценил Брехт.

34

Бела Иллеш — венгерский писатель, с 1923 года жил и работал в СССР; в 1925–1933 годах был секретарем Международного объединения революционных писателей (МОРП).

35

См. послесловие Ф. Мирау и книге: Sergej Tretjakow, „Brülle, China!” „Ich will ein Kind haben". Zwei Stücke, Henschelverlag, Berlin, 1976, S. 203.

36

Биографическими сведениями о В. О. Стениче (1898–1939), оказавшими большую помощь в работе над книгой, поделились его товарищи по литературному Ленинграду тех лет — И. Л. Андроников, Л. Д. Большинцова, Л. И. Левин. Особенно незаменимыми были беседы с Л. Д. Большинцовой, ее рассказы о покойном муже — В. О. Стениче, показанные ею редкие материалы и снимки.

37

Herta Ramthun. Die Entdeckung des „unauffäligen Worts“. „Notate", 1986, № 4, S. 12–13.

38

Характерный пример. В одном из декабрьских писем 1935 года к Б. Брехту, сетуя на новую вспышку туберкулеза, сопровождаемую еще несколькими острыми заболеваниями сразу, М. Штеффин писала: «Когда мне было 17, цыганка предсказала мне, что я должна умереть в 33. Теперь это уже не столь долго. Но я не хочу медленно отмирать. И больше не хочу также, чтобы меня щадили и жалели из-за хворей и чтобы я превращалась кто знает во что» (4 декабря 1935 г.).

Об этом настойчиво повторявшемся М. Штеффин предельном рубеже собственной жизни — 33 года, к сожалению, оказавшемся точным, — имеются и другие свидетельства.

В подробностях то же самое примерно сообщала Р. Берлау исследователю из ГДР Г. Бунге в одной из бесед цикла, записанного им на магнитную пленку. (Отрывки из рассказов Р. Берлау, с которой довелось встречаться также и автору этих строк, см. в гл. «Чкаловская, 53».)

39

Подробности об этом фиктивном муже М. Штеффин и историю их отношений сохранили некоторые очевидцы событий, а кроме того, его фамилия фигурирует в ее переписке с В. Брехтом.

Вот красноречивый эпизод.

К концу 1939 года М. Штеффин навещает Данию из Швеции, куда к тому времени перебазировалась вместе с близким окружением Брехта. У нее есть литературные дела, возможно, связанные с переводом четвертого тома «Воспоминаний» Мартина Андерсена-Нексе, а может быть, с текстовыми неясностями и уточнениями по уже готовым предыдущим частям. Перевод осуществляется совместно с Б. Брехтом. Не исключено, что есть и целый ряд других дел и поручений, литературных и театральных.

Как бы там ни было, она встречается и скорей всего даже живет в семье «датского Горького».

Одновременно требуется подлечиться у прежде пользовавших ее врачей в Копенгагене. Тем более что предстоит операция аппендицита.

В начале декабря Грета — в больнице.

Декабрь. Суровая зима начавшейся второй мировой войны. Голодная, трудная. Как и другие беженцы, семья Брехта и сам писатель испытывают многие материальные невзгоды, тяготы и лишения.

В этот момент на выручку почти всем сразу, будто опередивший сроки рождественский Санта-Клаус, и является Юуль.

Он не только регулярно навещает в больнице снова всерьез занедужившую Грету, но и шлет из более сытой Дании продуктовые посылки в полуголодную Швецию.

6 декабря 1939 года Б. Брехт извещал М. Штеффин: «Я писал, когда ты находилась в семье Нексе… Ты получила?.. Когда закончится медицинское обследование? Мне особенно нравится, что они тщательно обследуют, а не только оперируют просто.

Я рад, что малыш (дочь Брехта — Барбара? — Ю. О.) получил шоколад. Может быть, Юуль сумеет время от времени в каких-то количествах посылать его… Организуй во всяком случае рождественские посылки с салом и, возможно, с медом! Может быть, во время рождества таможенная пошлина с них не будет взиматься!»

С момента, когда Юуль передал Грете свою фамилию, и до декабря 1939 года времени прошло много. И если и прежде не было особенных оснований обманываться надеждами, то теперь отношения тем более определились окончательно и бесповоротно. И все же… По одному этому примеру видно, что так действовать мог лишь человек, движимый высоким и благородным чувством.

40

Важнейший лозунг германского национал-социализма: «Один народ, одно государство, один вождь».

41

См. в кн.: Бертольт Брехт. О литературе. М., Худож. лит. 1977, с. 13.

42

Варгафтик Е. Елена Вайгель. Л., Искусство, 1976, с. 75–76. Автор книги ссылается, в частности, на разыскания горьковеда Л. М. Юрьевой.

43

Нюрнбергский процесс. Сборник материалов, т. 2. М., Государственное изд-во юрид. лит., 1951, с. 123.

44

Разумеется, во многом иная сфера — взгляды Б. Брехта в других видах искусства и в особенности, конечно, его теория театра. Хотя отношения тут к общеэстетическим воззрениям в целом, наверное, как у двух рукавов одной реки, в каждом случае все-таки — свое течение событий, свой бег времени. Для читателя, которого заинтересовала бы эта сторона мыслительной работы Б. Брехта, имеющиеся тут пересечения и взаимодействия с русской и советской художественной культурой (театр, кино), назову соответствующие разделы в талантливых книгах Б. Зингермана «Жан Вилар и другие» (М., ВТО, 1964) и «Очерки истории драмы XX века» (М., Наука, 1979), а также обильную фактическим материалом монографию Тамары Суриной «Станиславский и Брехт» (М., Искусство, 1975).

45

Письмо входит в число тринадцати написанных по-немецки писем С. М. Третьякова Б. Брехту (1933–1937 гг.), они впервые опубликованы в книге исследователя из ГДР Фрица Мирау «Изобретение и поправка. Эстетика оперативности Третьякова», выпущенной издательством Академии наук в Берлине в 1976 году. См.: Fritz Mierau. „Erfindung und Korrektur. Tretjakows Ästhetik der Operativität”, Akademie — Verlag, 1976, S. 263.

46

После оккупации Франции такая участь в разное время постигла некоторых близких друзей Брехта. Эрнст Буш, выданный вишистскими властями гестапо, был осужден в Берлине к семи годам каторги. Литературный критик Вальтер Беньямин, задержанный при переходе испанской границы, отравился.

47

В литературоведческой книге «Брехт. Комментарий к лирике», изданной в ФРГ, исследователь Эдгар Марш пишет: «Стихи под общим названием «Обращение»… характерны следующим: они примыкают к «Песням солдата революции» (1937) и, вероятно, возникли вместе с ними. Лицо, о котором идет речь, судя по всему, Маргарет Штеффин, сотрудница Брехта, которая, будучи тяжело больной, умерла в Москве…» („Brecht. Kommentar zum lyrischen Werk” von Edgar Marsch, Winker-Verlag, München, 1974, S 269).

48

Ныне ЦДЛ — Центральный Дом литераторов им. А. А. Фадеева.

49

Käthe Rülicke-Weiler. „Brecht in der UdSSR", „Neue Deutsche Literatur", 1968, № 2, S. 17–18.

50

Об этой стороне проблемы, как она стояла в майские дни 1941 года, в вышедшей в ГДР капитальной иллюстрированной биографии Брехта говорится: «Брехт обсуждал также с секретарем Союза писателей Александром Фадеевым и опекавшим его Аплетиным линию антифашистской борьбы в США, если — что вообще допускалось — в обозримом будущем дело дойдет до войны между Германией и Советским Союзом. Он передал «Интернациональной литературе» для опубликования на такой случай сцены из «Страха и отчаяния» [в Третьей империи], которые и были напечатаны, когда война разразилась» (Schumacher. „Leben Brechts in Wort und Bild”, S. 159).

51

То есть о циклах поэтических переводов В. В. Маяковского на немецкий язык, работу над которыми Г. Гупперт не прекращал с той поры, как в 1928–1930 гг. происходили его личные встречи с советским писателем.

52

Цит. здесь и дальше: Käthe Rülicke-Weller. „Brecht in der UdSSR”, „Neue Deutsche Literatur”, 1968, № 2, S. 22.