Оставшиеся в тени - [204]

Я с тех пор еще знаю эти стихи по-немецки, люблю их. И, возможно, дрожащие блики полутьмы от тускло горящих застольных свечей действительно в данном случае были уместны, когда Штеффин под гитару нараспев выговаривала:

Когда я тебя рожала, твои братья выли,

Они просили супу, а где было взять суп?

Когда я тебя рожала, за свет платить было нечем,

Мир, в который пришел ты, на освещенье был скуп.

Дитя мое, Блюхер и Мольтке

Не побеждали так.

Перед битвою за пеленки,

Ватерлоо — просто пустяк.

И когда я ночью лежу в бессоннице частой,

С тревогой вслушиваясь в дыханье твое,

Они, должно быть, планируют войны с твоим участием.

Но я хочу, чтобы ты не попался на их вранье.

Примерно так рассказывала Л. Д. Большинцова.

Но еще до этого уютного домашнего вечера, устроенного затем, на прощание с Ленинградом, у Брехта было немало публичных встреч и официальных выступлений, обращенных к общественности и сегодняшней жизни города.

Был литературный вечер Берта Брехта в переполненном зале Ленинградского Дома писателей, на улице Воинова. Был банкет в старинном зеркальном зале здания, с видом на вспучившуюся многоводную Неву. В зеркалах отражались черный концертный рояль, красные ковры и небольшая компания людей, разместившихся за долгим общим столом. Но зато это был, что называется, цвет творческой интеллигенции города — писатели, режиссеры и актеры театра, композиторы, деятели кино…

На импровизированном литературном отчете Брехт с большим успехом читал стихи. На сцену вышла и Маргарет Штеффин с гитарой и той самой «пьесой одного актера» — «Колыбельными песнями», которые, верно, ее просили повторить на домашней встрече у Стеничей.

Вот как зафиксированы тогдашние события в подробной биографии писателя, изданной в ГДР:

«На обратном пути (из Москвы. — Ю. О.) был организован «вечер Берта Брехта» в Ленинградском Доме советских писателей. На нем Брехт встречался с Константином Фединым и Теодором Пливье. Пролетарские «Колыбельные песни» были исполнены Штеффин. «Красная газета» (22 мая 1935 г., согласно приведенной в книге сноске. — Ю. О.) сообщала:

«Берт Брехт, простой по своему существу, и можно было бы сказать, почти робкий, читал из своих произведений, из своей всемирно известной «Трехгрошовой оперы», читал «Балладу о пожаре рейхстага», «Песню Маляра Гитлера»… И эти одухотворенные поэтические произведения обнаруживали большого мастера, возможно, величайшего антифашистского поэта Европы». (Schumacher. «Leben Brechts in Wort und Bild», S. 130.)

— …Грета бывала в Ленинграде и позже… В «Европейской» гостинице останавливалась, а как-то раз даже на нашей квартире, — продолжает свой рассказ Л. Д. Болыпинцова. — Это, кажется, в начале тридцать шестого… Да, тогда, помню, выходил «Трехгрошовый роман». Получилось так. Она ехала откуда-то издалека. Была договоренность, что мы обеспечим для нее номер б гостинице. Но телеграмма почему-то опоздала на полтора дня. Расположились у нас. Комнат было достаточно на каждого — она так и осталась. Отношения у нас были, скорее, деловые, чем дружеские. Обстановка в доме свободная, артистическая. И мы особенно не вникали, кто чем занимается, кроме разве общих литературных дел. Грета иногда на целые дни исчезала. Да, надо сказать, она была и скрытная, четкая. Никогда не говорила: «Я пошла туда-то…» А только: «До свидания! Буду во столько-то…» Впрочем, я знала, что в Ленинграде у нее была близкая приятельница, с которой они подружились еще в Крыму, несколько лет назад. Не то партийный работник, не то юрист, словом, из какого-то совсем другого мира, чем наш. Звали ее Александра Александровна. Фамилии не помню…

Так рассказывала Л. Д. Большинцова, давно разлучившаяся с Ленинградом и послевоенные десятилетия постоянно жившая в Москве.

Тысячу раз убеждался — нет более неистощимого драматурга и изобретателя «сюжетов», чем сама жизнь.

Через некоторое время после выхода первого издания этой книги Александра Александровна отыскалась сама собой.

Письмо из Ленинграда поступило через «Литературную газету». Вот оно:

«Уважаемый тов. Ю. Оклянский!

Прочитав в № 19 «Литературной газеты» от 9 мая 1979 года рецензию «Новое о Брехте» (доктора филологических наук Ильи Фрадкина), благодарю Вас за восстановление памяти и роли М. Штеффин в жизни Б. Брехта.

В мае — июне 1932 г. я познакомилась с Гретой в Крыму, Мисхоре, санатории «Красное знамя» (Дюльбер). Она приехала с группой немецких коммунистов, в числе их были два члена ЦК КПГ — Карл Феркельман и Вальтер Дуддинс. Эти люди были поглощены одной идеей и горели огнем борьбы за коммунизм. Грете было лет 24–25, она всегда стенографировала выступления своих товарищей на митингах, беседах и пр., которые ее друзья проводили среди отдыхающих и местного населения.

Году в 1933–1934 (ошибка памяти — весной 1935 года, как мы знаем. — Ю. О.) она уже с Б. Брехтом приезжала в Ленинград, их принимал в клубе писателей (ныне им. Маяковского) К. Федин.

Здесь они встречались с переводчиком В. Стеничем, в Москве бывали у М. Кольцова. Бывала она и в моей семье. Мы регулярно переписывались все годы, которые она жила в Дании, — это продолжалось по XII — 1937 г. В тот трудный год говорили о Грете дурно, но я никогда не верила. Она была стройная, светлая блондинка, преданная Брехту и общим задачам борьбы за мир, борьбы с фашизмом. Она страдала открытой формой туберкулеза, но любила жизнь, и Брехта, и Советский Союз.