Оставшиеся в тени - [191]

Как же осуществить эту роль? Как исполнить свой долг и вместе с тем сохраниться, вывернуться, уцелеть? Да притом еще не просто остаться в живых, но и еще вкусить те радости бытия, какие отпущены на твою долю, подобно тому как в боях и походах умеют сберечь голову да еще радоваться нехитрому солдатскому быту старые служаки-ветераны?

Как, оставаясь верным своим убеждениям, жить, работать и в том случае, если «темные времена» продлятся еще неопределенно долго, если их, что называется, на твой век хватит?

Как сохранить себя и сберечь, донести в мир добытую истину? Как перейти вдвоем с ней, в обнимку, по тоненькой дощечке, перекинутой через пропасть?

И вот тут дело не разовое, не частного случая, но принципа. Момент философский и задача под стать ему тоже в известной мере философская.

В ситуации противоестественной, когда все рушится, валится и почва уходит из-под ног, надо отыскать, если и не классическую гармонию (вообще возможную ли в такое время?), то наилучший в подобных условиях «модус упругости» — образа мысли, поведения и действий личности.

Это и будет линия жизни, подчиненная каждодневному отысканию, распространению и утверждению истины. Своего рода нравственная программа честного ее поборника, кому выпало жить в «темные времена».

Какова же должна быть эта программа?

* * *

Если попытаться выделить то, наиболее притягательное и заслуживающее подражания, что содержится в образе мыслей, поступках и линии поведения драматургического Галилея — о чем по преимуществу и с намеренной однозначностью шла речь до сих пор, — то это и будет, пожалуй, с точки зрения нравственной позитивной программы, первостепенное и главное, что утверждал своим произведением Брехт.

Уже в конце пьесы один из учеников Галилея, пораженный новым научным подвигом, совершенным полуслепым стариком среди тягот и одиночества долголетнего домашнего заточения (обоснование двух новых отраслей знания!), воскликнет в самозабвении: «Да и в нравственности вы на столетие опередили нас…»

Так мы заново возвращаемся к проблемам «этики действия», теоретические тезисы которой отчасти обозревались выше.

Разумеется, как нервную энергию и соки в жизнедеятельном организме, дух этих убеждений можно обнаружить так или иначе в любой «клеточке» художественного целого, которое представляет собой творчество Брехта той поры.

Если перед нами художник, то о системе его этических воззрений можно судить лишь по всей совокупности его произведений. Это означает, что и в данном случае также надо принять во внимание и другие пьесы, стихи, романы, рассказы, философско-публицистические трактаты и статьи, создававшиеся этим писателем и мыслителем и отмеченные родственным кругом идей, непримиримым антифашизмом и идеалами социалистического освобождения человечества.

Попросту говоря, общий контекст терять из виду никогда негоже.

Всю многогранность содержания, присущую «этике действия», тем более надо учесть, уясняя определенные особенности в трактовке «отречения Галилея», которыми была отмечена первоначальная, «датская» редакция пьесы.

В произведениях, созданных к тому времени, Брехт глубоко обследовал разные вариации и формы этического «третьего пути» в сфере общественной деятельности и поведения человека. Он разносторонне показал заведомую иллюзорность и безнадежность этого предприятия — всякого рода компромиссных попыток примирения, сочетания, скрещивания и прочих способов выведения и изготовления нравственных помесей и гибридов из лжи и правды.

Достаточно вспомнить такие пьесы, как «Страх и отчаяние в Третьей империи», «Винтовки Тересы Каррар» или программный трактат «Пять трудностей при писании правды».

В известном стихотворении «Примкнувшим» (1935 г.), одном из поэтических откликов на эту актуальнейшую тему, он писал:

Чтобы не лишиться куска хлеба

В эпоху растущего гнета,

Иные решили, не говоря больше

Правды о преступлениях власти,

Совершенных, чтобы сохранить угнетение,

Точно так же не распространять

Вранье власть имущих, иными словами,

Ничего не разоблачать, однако

Ничего и не приукрашивать.

Поступающий таким образом

На первый взгляд действительно решил

Не терять лица, даже в эпоху растущего гнета,

Но на самом деле

Он только решил

Не терять куска хлеба…

(Перевод Б. Слуцкого)

Духом изничтожения, истребления и выковыривания лжи из всех ее щелей и укрытий дышит и пьеса «Жизнь Галилея», начиная с «датской» ее редакции.

Однако истина всегда конкретна, в том числе и в философии отстаивания ее самой, полагал Брехт. Нельзя упускать из виду особенностей исторического момента. Победит тот, кто переживет. Одолеет та армия, которая в трудных условиях временного отступления сохранит наибольшее количество боеспособных штыков.

К обходным маневрам — лукавому царедворству, увиливанию от кредиторов, заискиванию перед власть имущими, а подчас и к дерзкому надувательству высокопоставленных профанов — не раз вынужден прибегать и герой пьесы великий ученый Галилей — для того, чтобы сыскать средства на продолжение научных исследований, отстоять добытую истину от толп ненавистников и шире рассеять по жизни семена новых воззрений.

Всякое притворство ему не по нутру, как горчайшее из лекарств. Но пойди откопай другую возможность — скорей околеешь. И он с веселым вызовом глотает эти пилюли судьбы. В слишком дикие и противоестественные обстоятельства поставило его время!