Оставшиеся в СССР - [25]
Помню в детстве, мама часто подшучивала над отцом: – Валентин Федосеевич! А Валентин Федосеевич! А вы что-то забыли! Колечко колбаски! Валентин Федосеевич!
Папа смущенно улыбался и прятал от мамы глаза.
Тогда, в далеком 53–ем, добрые люди спасли и маму и меня. Достали пенициллин, приносили поесть насыщенную калориями пищу.
Отец проработал в райкоме недолго – ушел простым бригадиром в депо. Толи сам разочаровался в партии, толи партии не нужны были честные люди.
Эти дорогие мне вещи
Я случайно обнаружил ее в ящике со всяким хламом в доме родителей. Она валялась среди погнутых гвоздей, вилок, старых ножей, восковых свечей, завернутых в тряпицу, пробок, стеклянных крышек и других предметов, которые перестали быть нужными.
Слегка поржавевшая, в изношенном деревянном корпусе, но все еще острая и без зазубрин – бритва моего деда Павла.
Последний раз я видел ее лет 50 назад. Была весна, но печку уже не топили. Дед сидел у окна в майке. К спинке кровати привязал один конец широкого офицерского ремня. Левой рукой держал ремень навытяжку, а правой водил по всей его длине бритвой с деревянной ручкой. От себя и к себе. От себя и к себе. Выдергивал из густой шевелюры волосок. Пробовал остроту. Легонько, стараясь не задеть лезвие, клал бритву на подоконник. Обмакивал помазок в раствор, намыливал лицо густой пеной и тщательно скоблил 3–х дневную щетину.
Я смотрел, затаив дыхание. Дед, которому под 80 и который без очков никуда, бреет бороду, как заправский парикмахер, сняв очки. Проведет лезвием по щеке, а потом рукой. Ага – укололся. Еще раз. Пока рука не заскользит по гладкой коже. Потом мыл лицо, вытирал полотенцем. Похлопывал себя по щекам, пока кожа не приобретала розовый оттенок. Тогда не было кремов, геля после бритья или освежающей жидкости. Одеколон был, но его берегли для торжественных событий. Скажем пойти в гости в интеллигентному знакомому или на свадьбу. Одеколон оставался на полке нетронутым.
Бритву тщательно мыл. Протряхивал. Ждал пока высохнет и затем закладывал в чехол. Одевал рубашку, брал в руки газету или садился за стол завтракать.
Таких уже не выпускают. С деревянной ручкой. И тогда, в далеких 60–х тоже уже не делали. Бритва была у деда еще с 30–х. Он ею очень дорожил. Никому не давал. Я спрашивал откуда она у него. Он что-то отвечал, но я ничего не помню. Единственное что осталось в памяти – его слова о том что он с ней не расстается.
Деда давно нет. Еще тогда, в 60–х, он умер. Наверно в том же году. Осенью. Дед тяжело болел, нужна была операция, но он отказывался делать. Ничего из его вещей у меня не осталось. И только эта старая бритва напоминает о нем.
– Так, значит вы отказываетесь отработать еще одну смену, чтобы помочь нашим войскам, истекающим кровью в тяжелой битве с фашистами!?
Именно этот паровоз должен доставить срочный груз под Сталинград. Бойцы Красной Армии под бомбежками и артиллерийским обстрелом, мерзнут в окопах, сутками не спят, не жалея своих жизней бьются за нашу Родину. И даже некоторые почти вашего возраста. А вы тут в тылу, в теплом помещении, с хорошим пайком отказываетесь им помочь!
Ну и что, что вы отработали 14 часов у станка. Вам 16 лет, и вы уже мужчина. Я в вашем возрасте в гражданскую воевал. И не распускал сопли как вы.
А вот это что? Что это за изделия? Вы что, эти кубки в церковь хотели отнести? Вы что верующий? Изготовить их вам хватило сил, а помочь Родине сил нет. Так что-ли!
Или не он эти кубки изготовил? Я спрашиваю вас товарищ Странник? Вы его наставник. Вы за него просили. Я вам поверил и принял в депо. А теперь посмотрите на него – я устал, у меня ноги болят, я спать хочу! И что – разве пацан мог такое на станке выточить? Тут и на фрезерном нужно и на токарном. И накатку сделать. И все этот пацан? Верится с трудом. И разряд у него всего 6–ой, а тут тянет на 10, а или даже на высший – 12. Эх, если бы не нужны были токаря – сразу на фронт! А кто особенно умный и уставший – на лесоповал!
– А я и хочу на фронт! Я, товарищ начальник депо, люблю Родину. И не нужно меня попрекать что такие как я уже воюют. Я тоже хочу бить фашистов! И не буду я тут какие – то железки точить! Особого умения для этого и не нужно. Подумаешь, обрезал пластину, согнул, отверстие просверлил и нарезал резьбу. Любая девчонка сможет. Идите в поселок и набирайте! А кубки мне верните! Нельзя в чужих вещах рыться! Я выточил их из металлолома в свой выходной день. Это мой подарок матери на день рождения. Мы будем ставить их на стол в торжественные события. Нальем вино. Из одного будет пить мать, а второй накроем куском хлеба – с мамой выпил бы отец, если б был жив.
– Говоришь на фронт. На фронт так на фронт. Устинов зайдите ко мне с личным делом токаря Парфенчука.
– Товарищ начальник депо! Не слушайте его. Что взять с пацана! Это он так, сгоряча. Хороший токарь. Послушный. И план на 200 % дает. Не знаю что на него нашло. Может сегодняшние танцы в клубе помеха? Так будет другая суббота и новые танцы? Ведь так, Валентин?
Валентин стоял молча, опустив голову. Снег на путях, в кабинете холодно, начальник в шинели, а он не замечал что, что у него расстегнута спецовка. Шапка в левой руке. Правой вытирал пот на лбу, размазывая невытертый мазут.
Если вы верите в чудеса, которые подвластны любому человеку, и вы обладаете чувством юмора, тогда вам точно понравится роман писателя Игоря Парфенчука. Автор перенесет вас из тяжелого настоящего в прекрасное прошлое. И тогда, возможно, вам также удастся совершить то, что удалось неунывающ ему доктору. Главное следуйте его советам!
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.
Это седьмой номер журнала. Он содержит много новых произведений автора. Журнал «Испытание рассказом», где испытанию подвергаются и автор и читатель.