Оставаться живым - [9]

Эти цепи молекул, философия «я»

И абсурдная жизнь архитекторов модных…

Разлагается общество, секты свободны.

Может, лучше восславим монарха, друзья?

* * *

Сгусток крови, злобы сгусток,

Это люди, говоришь?

Это люди, кроме шуток.

Ночь упала на Париж.

А в обманчивой лазури

Две ракеты повстречались.

Старичок, слегка прищурясь,

Древний коготь изучает.

Динозавры, динозавры

С неразумными глазами,

Тоже бились вы бесславно,

По болотам замерзая?

Было ль время добрых истин,

Был ли гармоничный век?

Отчего, скажите, в жизни

Так страдает человек?

* * *

В Мохаве [5], выжженной, безбрежной,

Рос двухтысячелетний кактус,

Как бог-хранитель безмятежный;

Сквозь лаву он пробился как-то.

В день равноденствия, весной,

В канун глобальных потрясений,

Идут индейцы в час ночной

Пред кактусом склонить колени.

И ночь горит от их заклятий,

Дрожащих, как язык змеи,-

Всё, чтобы Время в результате

Желаньям подчинить своим,

Чтоб убедить его свернуть

С пути, замкнуть свои извивы.

Настанет день когда-нибудь,

Когда над Временем красиво

Захлопнет крепкие замки

Архитектура их стенаний.

И станем мы легки, легки…

И Вечность снова будет с нами.

Вариация 49: Последнее путешествие

Треугольник стальной режет воздух над миром;

Самолет застывает. О странный десант!

Высота восемь тысяч. Встают пассажиры

И выходят. Под ними безмолвие Анд.

А в разреженном воздухе видно, как смерчи,

Завиваясь в спираль,

Поднимаются снизу предвестием смерти,

И туманится даль.

Наши взгляды встречаются, ищут ответа,

Но молчит пустота.

Неживой белизной наши руки одеты

И сверканием льда.

Сантьяго (Чили), 11 декабря

Взаимодействующие операторы

А когда-нибудь, в час окончания ночи,

Когда ширится небо лазурью проточин,

Я уйду, я безмолвно тогда удалюсь,

Я с полярным сияньем привычно сольюсь,

Я исчезну без ведома прочих.

Проскользит моя поступь путем потайным

Обычным на первый взгляд.

Лабиринты и петли. Они не страшны.

Припомню свой путь наугад.

Это тихое утро наполнит покой.

Без веселья и скорби пойду я легко.

Каждый шаг нежным светом окутан

Зимних зорь, их улыбкой, уютом.

В это тихое утро уйду далеко.

В окруженье нельзя ничего разузнать.

«Он в отъезде»,- распустят слушок.

Через несколько дней разразится война,

И конфликт поползет на Восток.

* * *

Деревья словно ткали облака,

Ажурность придавая без конца им;

Вдруг, как перед грозой, все расплылось слегка,

И стал, как мрамор, небосвод непроницаем.

* * *

Дворец небес, мираж. Мы плыли наугад

В омытые слезой просторы.

Лазурь скользила ввысь - точь-в-точь аэростат.

И клацали затворы.

Переход

I

Облака и дожди шаткий воздух полощут.

Серо. Зелено. Ветер с небес до земли.

Растворяется мир. Остальное - на ощупь.

И дрожит на пруду отражение лип.

Чтобы к смерти морской подобраться неспешно,

Нам пришлось пересечь жар белесых пустынь.

Мы зловещих пучин избежали, конечно,

А оттуда, из тьмы, улыбались коты.

Но желанья отнюдь умирать не хотели.

А те двое из Бирмы, что были средь нас,

По орбите под знак Скорпиона летели,

Исказили их лица оскалы гримас.

Мы в пути по суровым горам Козерога,

В нашей памяти пляшут ушедших тела;

Через темный Фангорн пролегала дорога.

Наважденье лесная лепнина сняла.

И немногие все же достигли порога…

II

Это плоскость наклонная в зыбком тумане;

Солнце косо лучи раскидало вокруг.

Всё в асфальте, в бетоне, как будто на плане,

Но не властны здесь больше законы наук.

Это крайняя точка пути индивида;

Единицы прошли сквозь Врата Облаков.

И, в момент перехода страданий не выдав,

Улыбались спокойно и будто легко.

Прах земной облучают астральные токи

Из массива волений - алхимии плод -

И струятся послушным теченьем широким

В океанскую тайну Чернеющих Вод.

Дымка тонкая мягко, беззвучно клубится

В глубине мирозданья.

Миллиард становлений, стремящихся слиться.

Моря дыханье.

В конце белизны

I

В конце наступит снежное утро:

Вокзальчик, горстка народа.

Коричневый труп собачонки - будто

Метафора: нет исхода.

В конце белизны откроется смерть,

Исчезновенье тел.

Я завершаю свою круговерть,

Рассвет безжизнен и бел.

Почва - как каменный рот: ни слова.

Я завершаю путь.

Черные губы земли готовы

Меня, как слюну, втянуть.

II

Рассвет возвращается, почва дымит.

Я умер - итог таков.

Солнце сквозит, и туман размыт,

И светел край облаков.

Родится снова то, что светло,

И то, чья сущность темна.

И все опять возродится сполна,

Включая добро и зло.

И возвестит живым тишина,

Что стадо скотов пришло.

Умеют друг друга терзать скоты

И собираться в орды,

Скоты, у которых не пасти и морды,

А руки, лица и рты,

И дорого все, что воняет кровью,

Их клыкастому поголовью;

Кровь в их венах кипит впотьмах,

Кровь, несущая страх и крах.

И рассыпаются камни в прах.

* * *

И смысл вещей подрастворен

В послеполуденной субботе.

Ты к сладостной, густой дремоте

Своим артрозом пригвожден.

Тогда исчезновенье шпал

Осуществится между рельсов,

Опередив дождливый шквал;

Воспоминания воскреснут.

Я думаю о позывных

У пруда. Помню мутновато:

В реальном мире, не в иных,

Я жил давным-давно. Когда-то.

* * *

О отупенье, милосердная завеса!

Я вижу зданья в синеватой оболочке,

Лужайки зыбкие, стерильные цветочки

Я псина раненая, я уборщик леса.

Я круг спасательный, держащий на воде

Ребенка мертвого, я продранный башмак,

Я черная дыра, миг пробужденья, знак

Сиюминутного, я ветер, я - везде.