Остаться в живых… - [46]

Он снова был бледен – теперь синяк выделялся еще сильнее и казался бы нарисованным, если бы не опухшая бровь и скула.

– Это «Нота», – Пименов не говорил, а выстукивал ответ зубами, с подвыванием. На ветру – а он был свеж и пах открытым морем – Губатого била крупная дрожь. Заледеневшее на глубине тело трясло, гремели, словно кастаньеты, челюсти, с посиневших губ срывались нечленораздельные слова.

– Я был прав! – произнес Ельцов поневоле трагично и пафосно, попытался торжествующе улыбнуться, но схватился руками за горло и снова свесился за борт.

Изотова, сама дрожавшая, как космонавт на вибростенде, посмотрела на согбенную спину супруга, и, силясь улыбнуться сведенными губами, процитировала:

– Не все йогурты одинаково полезны!

С трудом координируя движения, Пименов отцепил лодку от сигнального буя, переступил через ноги страдающего Олега и, рухнув на заднюю банку, дернул шнур стартера. Двигатель довольно заурчал, когда Леха добавил газу, и «Адвенчер», развернувшись, запрыгал к «Тайне», оставляя в густой бирюзовой воде молочно-белый, вспененный след.

На судне качка ощущалась меньше, но «Тайну» все равно колыхало, словно младенца в колыбели – равномерно и плавно, с немаленькой амплитудой. Костюм изнутри был скользким, как рыбья слизь. Губатый с наслаждением содрал его с тела, заставляя себя двигаться в темпе, чтобы мертвенный холод глубин покинул кости как можно быстрее.

Изотова запустила генератор и компрессор для перезарядки баллонов, Ельцова усадили на корме, а Пименов достал из подпалубного ящика трех с половиной литровый баллон выкрашенный в ярко-желтый цвет. Когда он вернулся на корму, раздетая Изотова яростно вытирала загорелое тело чистым куском ветоши.

– Гадость какая, – прошипела она, снимая силиконовый налет с бедра и поджарого, как у гончей, живота. – Словно меня покрасили!

– Это лучше, чем замерзнуть, – возразил Пименов и присел на корточки рядом с Олегом. – Ты как?

– Пока живой…

– Нужно посоветоваться. Бумаги где? Ну, схемы, план помещений… Ты их на берегу оставил?

– Внизу есть копии, в моей сумке.

– Сам сходишь? Или Ленку попросить?

– Да я схожу, – подключилась Изотова, вытирая грудь и плечи. – Ты посиди.

Ельцов сделал попытку подняться, но получилась она не убедительной.

– Сиди, сиди… – повторила Ленка. – Я слетаю.

И как была голышом скатилась по трапу вниз, и тут же взлетела наверх.

– Зря силикон убрала, – произнес Губатый, открывая папку, – нам скоро вниз. Будешь снова намазываться.

– Значит, снова намажусь, – упрямо сказала Изотова. – Не могу я это терпеть! Все внутри чесаться начинает. Как ты это переносишь, не понимаю!

– Плохо переношу, – сообщил Пименов, разворачивая ксерокопию общего плана «Ноты». – Но готов потерпеть. Мне до сих пор холодно. Если бы не смазка, ты бы внизу и десяти минут не выдержала, уж поверь на слово. А в этот раз ты мне нужна здесь, – он ткнул пальцем в схему, – у корабля. Тут еще холоднее. И тебе, Олег, придется спуститься, но не глубже пятнадцати метров и по моей команде.

– Что ты нашел? – спросил Ельцов спокойно, явно собирая в кулак всю выдержку. Пименов, который знал, что морская болезнь делает из человека натуральную тряпку, удивился ельцовской стойкости.

– Если я не ошибаюсь, то вот это – каюта Чердынцева.

Олег пожал плечами.

– Возможно. Это я же тебе и говорил.

– Давай будем считать, что это так, – нетерпеливо сказала Изотова. Кожа ее блестела под солнцем, как лакированная. Волосы уже высохли и, став жесткими от соленой воды, торчали во все стороны, как у Пеппи Длинныйчулок, только косичек не хватало. – Все равно точно узнаем, только когда залезем вовнутрь.

– Логично, – согласился Губатый. – Скажем так, ты имел основания предполагать, что это каюта руководителя экспедиции.

Ельцов кивнул. И сглотнул – шумно, с болезненной гримасой. Кадык прокатился по шее вверх-вниз с гулким звуком.

– В акваланге в нее хода нет, – продолжил Пименов, соображая, стоит ли рассказывать про найденную на дне мумию в скафандре. – Ни с кормы, ни с верхних палуб. Узко. Много повреждений. Задраенные перегородки и иллюминаторы. Вот здесь, – он указал место на схеме пальцем, – один иллюминатор открыт. Я заглянул в каюту – видимых преград нет, так что в корабль мы попадаем.

– А дальше? – спросила Изотова.

– Не спеши. Проем иллюминатора узок для аквалангиста с баллонной спаркой за спиной. Туда, вообще, даже с одним баллоном не пролезешь. Для того, чтобы войти – надо снять аппарат, проскользнуть в проем…

– Опять надеть… – подсказал Ельцов.

– В коридоре с ним тоже не развернуться, – возразил Пименов. – Дальше надо пользовать малый баллон. Вот этот…

– На сколько в нем воздуха? – Изотова смотрела на маленький желтый баллончик с недоумением.

– На такой глубине? – переспросил Пименов. – До десяти минут. Но мне больше и не надо. Снимаю скубу, спокойно прохожу в каюту, оттуда проникаю в коридор, двигаюсь до двери в каюту Чердынцева, вскрываю ее, открываю иллюминатор, через проем которого ты и передашь мне мои большие баллоны, после чего мы начинаем заниматься сейфом. Если, конечно, он там есть…

– Если это каюта Чердынцева, то сейф там, – сказал Ельцов убежденно. – Если его там нет, надо искать другую каюту.