Остаток дня - [51]
В конечном счете спуск оказался не такой уж и трудный. Несколько пастбищ, вытянувшись в цепочку, сбегали вниз прямо к деревне, и, двигаясь по краю одного пастбища за другим, можно было спуститься без особых усилий. Только раз, уже у самой деревни, я не сумел найти проход на соседнее пастбище, как ни водил фонариком по преградившей мне путь живой изгороди. Наконец я обнаружил в ней небольшую брешь, сквозь которую умудрился протиснуться, правда, не без ущерба для рукава куртки и брючных манжет. Хуже того, несколько последних пастбищ оказались грязнее некуда; чтобы лишний раз не расстраиваться, я сознательно не светил себе на ботинки и брюки.
Постепенно я выбрался на мощеную дорожку, что вела в деревню, и, спускаясь по ней, повстречал мистера Тейлора, ставшего в тот вечер моим благодетелем. Он вышел впереди из-за поворота, любезно подождал, пока я с ним поравняюсь, и лишь тогда, тронув рукой кепку, осведомился, не может ли он чем мне помочь. Я в нескольких словах обрисовал свои трудности, добавив, что буду весьма обязан, если он укажет, где тут хорошая гостиница. В ответ мистер Тейлор покачал головой и сказал:
– Боюсь, сэр, у нас в деревне гостиницы вообще нету. Обычно Джон Хамфрис устраивает проезжих у себя в «Скрещенных ключах», но сейчас там ремонтируют крышу. – Не успел я, однако, проникнуться этой неутешительной новостью, как мистер Тейлор добавил: – Если вы не против переночевать без удобств, сэр, мы бы предложили вам комнату и постель. Ничего такого, но жена уж приглядит, чтобы в комнате было чисто и все что надо.
По-моему, я забормотал в ответ что-то малоубедительное в том духе, что не смею причинять им такие хлопоты, на что мистер Тейлор ответил:
– Скажу вам, сэр, мы почтем за честь вас принять. Такие люди, как вы, не часто оказываются проездом в Москоме. И, честное слово, сэр, не представляю, куда вам деться в этот-то час. Жена никогда не простит, если я отпущу вас ночью на все четыре стороны.
Вот так и случилось, что я воспользовался сердечным гостеприимством мистера и миссис Тейлор. Но когда я раньше назвал события этого вечера «мучительными», я имел в виду не только оплошность с бензином и вынужденный спуск в деревню по бездорожью. Ибо то, что случилось после, – поворот событий за ужином, который я разделил с мистером и миссис Тейлор и их соседями, – на свой лад оказалось испытанием куда более тяжким, нежели неудобства преимущественно физического порядка, с какими я столкнулся незадолго до того. Уверяю вас, я почувствовал огромное облегчение, когда смог наконец подняться в эту комнату и предаться воспоминаниям о Дарлингтон-холле тех давних лет.
Последнее время я вообще все чаще обращаюсь к подобным воспоминаниям. А с той минуты, как несколько недель тому назад впервые обозначилась возможность снова увидеться с мисс Кентон, я, кажется, стал подолгу задумываться над тем, как и почему наши с ней отношения претерпели столь серьезные изменения. Ибо другим словом не назовешь то, что произошло в 1935 или 1936 году, после многих лет, на протяжении которых мы упорно шли – и пришли – к полному рабочему взаимопониманию. А кончилось все это тем, что мы отказались даже от ежевечерних встреч за чашкой какао. Но что именно вызвало эти изменения, какие конкретно события к ним привели – этого мне так и не удалось понять.
Когда возвращаешься к событиям задним числом, представляется вероятным, что решающим, поворотным пунктом стала из ряда вон выходящая сцена, случившаяся в тот вечер, когда мисс Кентон вошла без приглашения ко мне в буфетную. Почему и зачем, сейчас уже точно не помню. Что-то подсказывает, что она могла принести вазу с цветами «оживить покои» но, возможно, я путаю, и это произошло значительно раньше, в самом начале нашего знакомства. Я твердо помню, что за все эти годы она пыталась поставить у меня в буфетной цветы по меньшей мере три раза, но, возможно, ошибаюсь, полагая, что именно цветы послужили в тот вечер предлогом для ее прихода. Должен, во всяком случае, подчеркнуть, что, несмотря на наши многолетние прекрасные рабочие отношения, я никогда не позволял им доходить до такой степени, чтобы экономка появлялась в моей буфетной когда ей заблагорассудится. Для меня лично буфетная дворецкого – ключевой пост, сердцевина, к которой сходятся нити всех домашних процессов, как к генеральскому штабу – нити боевых операций; все в ней обязано пребывать – и оставаться – именно в том порядке, который устанавливаю я сам. Я не из той породы дворецких, кто позволяет всем кому не лень толочься в буфетной со всякими вопросами и жалобами. Само собой разумеется, что в интересах спокойного и согласованного руководства домашними процессами буфетная дворецкого должна быть единственным местом в доме, надежно огражденным от любых вторжений извне.
Случилось так, что в тот вечер мисс Кентон застала меня совсем не за профессиональным занятием. Приближался к концу рабочий день спокойной недели, и я воспользовался свободным часом, который редко мне выпадал. Как было сказано, я не ручаюсь, что мисс Кентон вошла с вазой цветов, но прекрасно помню, что она заметила:
Впервые на русском — второй роман знаменитого выпускника литературного семинара Малькольма Брэдбери, урожденного японца, лаурета Букеровской премии за свой третий роман «Остаток дня». Но уже «Художник зыбкого мира» попал в Букеровский шортлист.Герой этой книги — один из самых знаменитых живописцев довоенной Японии, тихо доживающий свои дни и мечтающий лишь удачного выдать замуж дочку. Но в воспоминаниях он по-прежнему там, в веселых кварталах старого Токио, в зыбком, сумеречном мире приглушенных страстей, дискуссий о красоте и потаенных удовольствий.
Клара совсем новая. С заразительным любопытством из-за широкого окна витрины она впитывает в себя окружающий мир – случайных прохожих, проезжающие машины и, конечно, живительное Солнце. Клара хочет узнать и запомнить как можно больше – так она сможет стать лучшей Искусственной Подругой своему будущему подростку От того, кто выберет Клару, будет зависеть ее судьба. Чистый, отчасти наивный взгляд на реальность, лишь слегка отличающуюся от нашей собственной, – вот, что дарит новый роман Кадзуо Исигуро. Каково это – любить? И можно ли быть человеком, если ты не совсем человек? Это история, рассказанная с обескураживающей искренностью, заставит вас по-новому ответить на эти вопросы. Кадзуо Исигуро – лауреат Нобелевской и Букеровской премий; автор, чьи произведения продаются миллионными тиражами.
Каждое произведение Кадзуо Исигуро — событие в мировой литературе. Его романы переведены более чем на сорок языков. Тиражи книг «Остаток дня» и «Не отпускай меня» составили свыше миллиона экземпляров.«Погребённый великан» — роман необычный, завораживающий.Автор переносит нас в средневековую Англию, когда бритты воевали с саксами, а землю окутывала хмарь, заставляющая забывать только что прожитый час так же быстро, как утро, прожитое много лет назад.Пожилая пара, Аксель и Беатриса, покидают свою деревушку и отправляются в полное опасностей путешествие — они хотят найти сына, которого не видели уже много лет.Исигуро рассказывает историю о памяти и забвении, о мести и войне, о любви и прощении.Но главное — о людях, о том, как все мы по большому счёту одиноки.ОТЗЫВЫ О КНИГЕ:Если бы мне предложили выбрать самый любимый роман Исигуро, я бы назвал «Погребённого великана».Дэвид МитчеллКак и другие важные книги, «Погребённый великан» долго не забывается, вы будете возвращаться к нему снова и снова.
Впервые на русском — дебютный роман знаменитого выпускника литературного семинара Малькольма Брэдбери, урожденного японца, лауреата Букеровской премии за «Остаток дня». Первая книга Исигуро уже подобна дзен-буддистскому саду, в котором ни цветистым метафорам, ни диким сорнякам не позволено заслонить сюжет.Эцуко живет в английской провинции. После самоубийства старшей дочери она погружается в воспоминания о своей юности в послевоенном Нагасаки, дружбе с обедневшей аристократкой Сатико и о сопутствовавших этой дружбе странных, если не сказать макабрических, событиях…
От урожденного японца, выпускника литературного семинара Малькольма Брэдбери, лауреата Букеровской премии за «Остаток дня», — первый в его блистательном послужном списке сборник рассказов. Эти пять поразительных историй о волшебной силе музыки и сгущающихся сумерках объединены не только тематически и метафорически, но и общими персонажами, складываясь в изысканное масштабное полотно. Здесь неудачливый саксофонист ложится на пластическую операцию в расчете, что это сдвинет с мертвой точки его карьеру, звезда эстрады поет в Венеции серенады собственной жене, с которой прожил не один десяток лет, а молодой виолончелист находит себе в высшей степени оригинальную наставницу…Впервые на русском.Восхитительная, искусная книга о том, как течет время, и о тех звучных нотах, что делают его течение осмысленным.Independenton SundayЭти истории украдкой подбирают ключик к вашему сердцу и поселяются там навечно.Evening StandardТеперь понятно, какую задачу поставил перед собой этот выдающийся стилист: ни больше ни меньше — найти общий, а то и всеобщий знаменатель того эмоционального опыта, который и делает человека человеком.
Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.