Остановка по требованию. Осторожно, двери закрываются - [23]

Машина заурчала. Марина резко вдавила в пол сцепление. «Уматывать отсюда надо… Надеюсь, больше в «Контакте» ноги моей не будет…»

Ее мысли вновь занял насущный вопрос: что делать со Смирновым? К убийству она не была готова. Ее не волновали понятия греха или морали, просто труп рано или поздно найдут, а сотрудники «Контакта» ее наверняка запомнили. Конечно, она собирается уехать за границу, где простые перешеевские менты ее вряд ли отыщут, но кто знает, как повернется жизнь…

Нет, убийство ей не подходило. Лучше оглушить его, а потом оттащить в укромное место. Связать и запереть. Оставить ножик где-нибудь на тумбочке…

Марина притормозила на светофоре. Судя по всему, она как раз успеет вернуться на работу и сделать вид, что плодотворно трудилась весь день.

…Итак, за несколько часов Смирнов сумеет распутаться и начнет ломать дверь квартиры. А может, увезти его в какой-нибудь деревенский дом? Очень неплохо, опять похвалила себя Марина, это задержит его. Пока он выберется из дома, пока найдет телефон… Потом прибавить время на раскачку милиции да еще на проверку того, кто она такая… За это время Марина уже будет в Москве.

Быстро проследить, куда перевели деньги, местные менты не смогут. Понадобится специалист. Опять задержка. Она снимет деньги, купит тур куда-нибудь на Кипр, где не нужна виза, и — адью! Прощай, немытая Россия.

Марина сладко потянулась. Разумеется, она не потащит Смирнова в деревню на себе. Зачем? У нее есть Роман. Пусть сделает хоть что-нибудь полезное. Что будет потом с молодым человеком, влюбленным в нее, Марину мало волновало. Давно известно: лучший друг девушки — бриллиант, а вовсе не мужчина. Если эта афера удастся, таких кругленьких, блестящих друзей у нее будет по-настоящему много.

А Кленин сам виноват. К отказам со стороны мужчин Марина не привыкла. Не захотел взять ее в законные жены — сиди теперь на бобах… Ничего, эта Наташа Смирнова много от него не потребует. Так и быть, она оставит Кленину ровно столько, чтобы хватило купить подружке сарафан на местном рынке. Она вообще не жадная…

— Мне жаль, что это оказался именно он, — задумчиво сказал Гольский, бросив окурок. Маленькая горящая точка мелькнула в синевато-сизой темноте и исчезла.

Кленина перегнулась через перила и посмотрела вниз. Москва расстилалась перед ней как на ладони — огромный город, расцвеченный миллионами огней, которые словно пульсировали в неторопливо текущем, летнем ночном воздухе.

— Люблю мегаполисы, — сказала она задумчиво. — Ощущаешь себя по-настоящему живой.

— А как же природа, лес, река?

— Это тоже неплохо, конечно… там душа отдыхает. А в городе — наоборот, все мобилизуется, чувствуешь, что у тебя не тело, а провод под высоким напряжением…

Она еще раз посмотрела на столицу с высоты восемнадцатого этажа. Они стояли на балконе недавно построенного высотного жилого дома в центре. Личные апартаменты Гольского занимали весь этаж, и даже лифт у него был свой собственный. Кленина в сопровождении Тихона прошла через три кольца охраны, прежде чем попала в квартиру.

— Да, красиво. — Александр Ильич подал ей руку, и они вернулись в гостиную. Там их ждал накрытый стол. Вокруг него суетилась коротко стриженная полненькая девушка, поправляя хрусталь, цветы и свечи.

— Это Маша, моя домоправительница, — представил Гольский, одобрительно кивнув девушке. — Хотя правильнее было бы говорить «экономка». Следит за квартирой в мое отсутствие.

— Я думала, что вы здесь почти не живете. — Ирина села на услужливо подвинутый стул.

— Действительно. Купил ее два года назад, а жил здесь от силы месяц. Наверное, столько наберется за все мои приезды в Россию.

— Маша живет здесь?

— Да.

— Что ж, я бы сама не отказалась поработать на таких условиях. Живи в квартире, прибирайся, получай за это зарплату…

— Да, — засмеялся Гольский. — Работа на первый взгляд непыльная. Но работать на меня — дело не самое благодарное, да и не самое безопасное. К тому же она моя внучка…

Маша приветливо улыбнулась Ирине и вышла.

— Ваша внучка на вас работает? — удивилась Кленина, с аппетитом приступая к форели.

— Я решил — лучше меня работодателя ей не найти. К тому же, говоря по правде, она не захотела уезжать во Францию. До сих пор этим горжусь.

— Вы патриот?

— В моем возрасте начинаешь понимать, что родина все-таки одна, как бы ни хотелось, чтобы это было не так. Причем в молодости, как правило, хочешь получить от нее слишком много и бесплатно, а в старости склоняешься к тому, чтобы оставить после себя добрую память…

— Как с женщиной. — Ирина прищурилась. — Сначала хочешь ее всю, и побыстрее, и желательно без каких-либо обязательств…

— Да, а на старости лет отдаешь ей все, еще и спасибо говоришь, что приняла. — Александр Ильич заметил, что Ирина перестала есть. — Вина?

— Да, спасибо. — Она протянула ему бокал.

Лицо Гольского было печальным. Ирина мягко накрыла своей ладонью его руку:

— Вы его любили?

Он вздохнул;

— Антона? Да, к сожалению. Как видите, у меня есть дурацкая привычка, как у Дона Карлеоне, — окружать себя близкими людьми.

— Он тоже ваш внук?

— Нет, он был сыном моего старого друга. Друг потерял все пять лет назад и пустил пулю в лоб, а я взял Антона к себе. Сделал его секретарем… Как видите, иногда благодетель становится жертвой собственной доверчивости.