Останови часы в одиннадцать - [31]

— Бог в помощь, Коних, — засмеялся шеф. — Удивляйтесь сколько угодно.

— Я могу удивляться и с пистолетом в руках.

Мелецкий продолжал есть. «Чудовище, — подумал Хенрик. — Хладнокровный дьявол». Но в эту же минуту понял, что он — только владеющий собой актер. Его спокойствие было отрепетированной игрой. Проглотив кусок, Мелецкий вытер рот салфеткой и спросил:

— Что вы сказали?

— Что вы не вывезете отсюда ни гвоздя.

— Чего вы, собственно, хотите?

— Выполнить задание, которое нам поручил уполномоченный.

— Это решаю я.

— Вам так кажется, — сказал Хенрик.

Правую руку он держал в кармане пиджака. «Еще не время, — подумал он в отчаянии, — его еще можно переубедить». Мелецкий нервно шевелил мясистыми губами. Наконец он понял, что это не шутки.

— Коних! — воскликнул он. — Не будьте безумцем! Не хотите со мной работать, не надо, но дайте мне по крайней мере жить! Вы превратите меня в труп — хорошо, кому от этого будет прок? Я еще могу в этой стране на что-нибудь сгодиться. Мой план, вы его помните? Но для того, чтобы посвятить ему себя, я должен что-то иметь, какую-то крепкую основу. Я, кажется, имею право себя обеспечить?

— Нельзя начинать с преступления!

— К черту ваше преступление! К черту вашу честность! Можно! Все можно! Через несколько лет вы встретитесь со мной как с уважаемым и активным деятелем, по горло ушедшим в общественную работу. Люди будут мне низко кланяться, и вы тоже поклонитесь и скажете про себя: «Я чуть было не лишил общество полезнейшей личности».

— Мания величия, пан Мелецкий.

— Нет, просто я знаю себе цену. Знаю, на что способен.

— Мы приехали сюда охранять Сивово.

— С Сивовом ничего не случится! И, наконец, если вы чувствуете себя государственным мужем, то поймите, в природе ничто не исчезает. Ведь я же не съем эту проклятую аппаратуру! Не будет в Сивове, будет в Крынице. Польша не обеднеет.

— Вы хорошо знаете, что не об этом речь, — сказал Хенрик. — Не только об этом. Я не государственный муж, экономика — не мой бог. Речь идет о чистоте воздуха, которым я должен дышать вместе с вами.

Мелецкий снисходительно улыбнулся. Он опять казался спокойным.

— Вы тупой человек, Коних. Я вам изложил, для чего мне нужны эти деньги, а вы не проявили ни малейшего понимания, даже гражданского.

— А я думаю, что, когда вы все превратите в деньги, вы придете к выводу, что лучше смыться за границу.

— Почему? — возмутился Мелецкий.

— Потому что вы будете бояться обвинения в убийстве! На этот раз улыбка шефа была явно натянутой.

— Вы меня не знаете, — сказал он.

— Но я знаю следственные органы, — наступал Хенрик. — Труп Смулки может вам дорого стоить, вы это понимаете и не задержитесь в стране, выедете вместе с ящиками картин.

— Мой план даст мне поддержку властей!

— Ваш страх окажется сильнее ваших амбиций. У меня есть совет, — сказал Хенрик доверительно. — Вы можете спасти свое будущее.

— Ну?

— Отдать приказ разгрузить машины. Сесть в ратуше и работать… с присущим вам талантом.

— А труп Смулки?

— Он будет свидетельствовать в вашу пользу.

— О, это нечестно! — сыронизировал Мелецкий.

— Хватит трупов.

— Вы боитесь? — спросил Мелецкий.

— Да. За вас. Мелецкий засмеялся.

— Восхитительно, — ворчал он. — Ему кажется, что я уже умер. — И опять засмеялся. — Коних, из вас мог бы выйти неплохой милиционер, — сказал он.

— Я выполнял достаточно трудные задания.

— И всегда успешно?

— Большей частью.

— А были ли у вас насчет них сомнения?

— Случалось.

— Зачем же вы их тогда выполняли?

— Это был приказ. Мелецкий играл стаканом.

— Может быть, мы работали в одной организации? — спросил он.

— Меня это не интересует..

Мелецкий отставил стакан и поднялся из-за стола.

— Коних, я обращаюсь к вам как ваш начальник, — сказал он, становясь по стойке «смирно». — Не забывайте об этом! Я приказываю вам соблюдать дисциплину и не выходить из повиновения. В одиннадцать ноль-ноль быть готовым к отъезду! Понятно? Повторить приказ!

Хенрик тоже встал. Но молчал.

— Ну? — рявкнул Мелецкий. Хенрик наклонился к нему:

— Поцелуй меня в задницу.

Мелецкий засмеялся. «Опять эта его дьявольская выдержка».

— Хорошо, Коних. Я начинаю верить в ваши способности. Хенрик спросил:

— Сколько я получу?

— Чего?

— За участие в этой махинации. Сколько дашь? — Десять процентов.

— Мало.

— Пятнадцать. Хенрик молчал.

— Идет? — спросил Мелецкий.

— Подумаю, — сказал Хенрик и направился к выходу. Он почувствовал неприятный зуд в спине. «Не выстрелит. Ему лучше, чтобы я стал его сообщником, чем трупом, который явится уликой».

В холле все было, как до разговора. Липкий и горький от запаха стеарина воздух, десять пузатых чемоданов под пальмой, скатанные ковры. «Не выстрелил, — осознал Хенрик. — Зуд в спине прошел, я жив, все окончилось благополучно, отсюда это облегчение, отсюда это чувство ничем не объяснимой легкости, потерян последний шанс».

Когда он вышел во двор, в глаза ему ударило ослепительное солнце. Женщины спрятались от жары в помещение, на каменных ступенях валялись их полосатые куртки, безлюдная терраса была белая и горячая. «Как вымерший город майя, — подумал он, — или как Остия Антика, когда море отошло и люди покинули его. Пойду в тень, лягу на траву, буду слушать шум воды и воркование голубей. Сивово не пропадет, ничего в природе не исчезает, исчезают последние остатки человечности, остатки чести, но кто знает, что такое честь, что такое добро, а что зло, почему мне кажется, что я это знаю, что я наделен особыми полномочиями, может, все это гонор, обманчивая пустота, лягу на траву, буду слушать шум фонтана, буду слушать хлюпанье грязи, в которую мы добровольно погружаемся, которая зальет нам рот, глаза и уши, и нечем будет дышать». Донесся смех женщин: они купались в фонтане. «Помню такое место в арабских сказках, голые женщины в фонтане, отверженное тело Анны не выдержало жары, вижу ее, должно быть, появляясь в плавательном бассейне, она вызывала легкое замешательство среди мужчин. Я не услышал от нее ни слова утешения, — вдруг осознал Хенрик. — Хорошо, не нужны мне утешения, мне нужны патроны, много патронов. — Он коснулся языком сухого нёба. — Я не говорил с Виясом, — подумал он, — надо попробовать и с ним». На фонтан с купающимися женщинами ему смотреть не хотелось. Оттуда ждать нечего.