Останови часы в одиннадцать - [20]

— Его здесь нет, но не подумайте, что я жалею, что не погиб за родину.

— Я не виню за это ни вас, ни вашего доктора. Я даже вас за это уважал, пан Шаффер. Но сейчас, когда вы притворяетесь жертвой дисциплины, вы перестали мне нравиться.

— Позвольте выпить этот бокал за здоровье дамы?

— Пейте, Шаффер. Вы ничем не загладите своей вины, потому что отплатили мне черной неблагодарностью. Это я нашел вас и вернул к жизни. Я чувствовал себя почти вашим отцом.

— Хочу заметить, герр профессор, хоть это может показаться и нахальным, что я существовал до того, как вы сюда пришли. У меня сорок лет в Грауштадте дело, мужской и дамский салоны.

Хенрик молчал. Вступать в дискуссию? Рассказывать, что они творили у нас? Безнадежно. Он никогда этого не поймет. Останемся на уровне намеков и метафор.

— В нашем сознании, — сказал наконец Хенрик, — вы не существовали. Вас придумал я. Был пустой городок и вой ветра. Потом появилось бездыханное тело. Присутствующая здесь пани советовала прошить его пулями. Но я вдохнул в него жизнь. В то время как вы своей болтовней едва не лишили меня жизни.

— О чем идет речь?

— Бургомистр хотел меня застрелить.

— Я ничего не понимаю, — сказала Анна. Шаффер поклонился.

— Вы меня создали, профессор, а теперь боитесь, как бы я не сорвал яблоко с древа познания. Мне все равно, я могу и не знать.

Но я видел здесь одну вещь, которая может вам пригодиться. Не хотите ли пойти со мной?

«Теперь предаст его», — догадался Хенрик. Он пошел за Шаффером в подвал. Прошли кухню, в которой догорали свечки, и оказались в темном помещении склада. Шаффер чиркнул спичкой и пробормотал:

— Слава богу, кажется, никто не взял. Вот! — вдруг воскликнул он.

Спичка погасла.

— Что там? — спросил Хенрик.

— Оружие. Легкий пулемет.

— Посвети.

Шаффер чиркнул спичкой. Хенрик опустился на колени. «Господи, — подумал он, рассматривая оружие, — только бы не попало в руки Мелецкому!» Спичка погасла.

— Вы стояли на коленях, как перед божеством, — услышал он голос Анны.

Хенрик поднялся. Шаффер снова зажег спичку.

— Погаси, — сказал Хенрик, хватая старика за руку.

Они оказались в полной темноте. Хенрик не отпускал руку парикмахера.

— Об этом оружии не должен знать никто, вы поняли?

— Конечно. Оно вам пригодится?

— Может быть. Выйдем отсюда впотьмах. Держите язык за зубами, пан Шаффер.

— Конечно.

— Даже если прикажет бургомистр?

— Создатель немного больше, чем бургомистр, — ответил парикмахер.

— Наконец мы понимаем друг друга.

Когда они вошли в вестибюль, Хенрик распорядился:

— Теперь, пан Шаффер, идите в зал. Если будут спрашивать о нас, вы ничего не знаете.

Когда Шаффер ушел, Хенрик сказал Анне:

— Нужно посмотреть, что делает Смулка. Возьмите, пожалуйста, фонарь.

Некоторое время они блуждали по коридорам, среди теней и бликов, прыгающих по стенам, вытягивающихся по полу, когда наконец за каким-то очередным поворотом нашли дверь номера, который выбрал себе Смулка. Анна остановилась.

— Что такое? — спросил Хенрик.

— Когда он меня увидит, к нему снова вернется амурное настроение.

— Я войду один.

Он протянул руку за фонарем, но передумал:

— Вам будет в темноте неприятно.

— Не знаю…

— Я посвечу себе спичкой.

Хенрик нажал ручку и вошел в номер. Спички были не нужны, свет луны обливал стены. Темно-голубой Смулка лежал в одежде на кровати, волосы блестели, словно седые, серебряная рука была вытянута вдоль тела, обутые ноги просунуты между прутьями спинки.

— Збышек, — позвал Хенрик.

В комнате было тихо и сонно. Смулка лежал спокойный, с оловянным от лунного света лицом. Хенрик вышел. Скрипнула дверь, и Анна вздрогнула.

— Спит, — сказал Хенрик. Они вернулись в ресторан.

12

— Я ждал вас с шампанским, — сказал шеф. В зале кроме шефа остались только блондинка, рыжая Зоська и Вияс, волосы которого, смоченные вином, были снова гладко прилизаны. Шеф подал Шафферу новую бутылку, чтобы тот открыл ее. Парикмахер исполнил приказание, проявив при этом большую ловкость.

— Такую стрельбу я люблю, — сказал он.

— Вы мирный человек, — похвалил его Хенрик.

— Это правда, — ответил немец, — я жалею, что не женился на польке.

— Выпьем, — предложил шеф, поднимая бокал. Анна попробовала незаметно выйти из зала.

— Куда вы? — крикнул ей вслед шеф.

— К себе.

— Постойте.

Анна остановилась в дверях. Он подошел к ней и что-то сказал. «О том, что надо полить цветы», — вспомнил Хенрик. Анна кивнула головой, и они вместе вернулись к столу. Мелецкий снова поднял бокал.

— Хотите выпить?

— У меня болит голова.

Анна с трудом сдерживала кашель.

— За ваше здоровье, — сказал шеф. И обратился к Хенрику: — За наше будущее.

Пили молча. Только блондинка пробормотала с восторгом:

— Юзек — это голова, — и окинула всех победным взглядом.

— Вы никогда не думали о будущем, пан Коних? — спросил Мелецкий. На вид он был совершенно трезв. Выговаривал слова твердо и без усилий.

«Он всегда собран, — подумал Хенрик. — Если бы не эти налитые кровью глаза, кажущиеся немного подслеповатыми, никто не мог бы догадаться, сколько влил в себя сегодня этот человек. Боюсь его, он чудовище».

— Я за вас подумал, — сказал шеф.

— Спасибо, — пробормотал Хенрик.

— Не за что, мы здесь как экипаж самолета, как потерпевшие крушение на шлюпке и должны относиться друг к другу по-товарищески. Этого требует солидарность. Как было бы хорошо, если бы мы не забыли друг друга и потом, после выполнения нашей миссии.