Останови часы в одиннадцать - [148]

— Понятия не имею. Я четыре дня был в Кракове. Накануне моего отъезда он звонил мне по телефону.

— В редакции не знают, где он пропадает. Исчез, испарился и дома не ночует. Уезжать он не собирался.

Генрик пожал плечами: откуда ему знать, где пропадает Кобылинский?

— Пан поручик, может быть, вы все-таки скажете мне, кого вы подозреваете в убийстве. Я спрашиваю но из-за обычного любопытства журналиста. Считаю, что мой совет мог бы вам пригодиться.

Следователь тяжело вздохнул.

— Бутылло был человеком довольно состоятельным. Кроме дома с садом и прекрасной квартиры у него было припрятано немало драгоценностей и валюты. Ведь это все кому-то сейчас достанется. Кто-то получит все его вещи…

— Жена, которая лежит в госпитале.

— И его сын, двадцатилетний оболтус. Пьяница, бабник, дважды сидевший в тюрьме за ограбление магазинов.

— Вы его арестовали?

— Нет. Дело в том, что этот многообещающий юноша уже довольно давно находится в тюрьме. Его посадили еще до убийства Бутылло. Он тоже отпадает. Как он мог их убить, находясь в строгой изоляции? Вы понимаете меня? Так что мы пока занимаемся «его знакомыми. Как знать, не поручил ли наш юный герой это дельце своим дружкам, а сам на три месяца отправился в тюрьму?

Генрик покачал головой.

— Боже мой! Каким банальным может оказаться решение этой загадки! Я только сейчас начал понимать, что за чепуху я городил. Все равно что правой рукой доставать левое ухо. Пан поручик, мне стыдно за самого себя. Должен признаться, детектив из меня никудышный.

Генрик ожидал увидеть на лице Пакулы торжествующую улыбку. Но тот словно не слышал самобичевания Генрика. Помолчав немного, он заметил:

— А если вы правы?

— Я???

— А если ключом ко всей истории является ваша трость?

Пакула усмехнулся:

— Не принимайте мои слова всерьез. Я тоже иногда достаю правой рукой левое ухо.

Зазвонил телефон.

— Просят вас, пан поручик, — сказал Генрик, отдавая трубку.

— Слушаю, — сказал Пакула и надолго умолк, точно слушая чье-то донесение. Наконец произнес: — Пришлите милицейскую машину. — Он нервно прошелся по комнате.

— Что-нибудь случилось?

— Да. Нашли машину убийцы.

Он вынул из кармана какой-то бланк, взглянул и сказал:

— Наши люди обошли все авторемонтные мастерские в Лодзи и в окрестностях, спрашивая, не давал ли кто-нибудь в окраску темно-зеленую «сирену».

— И что?

— Красили в желтый цвет после какой-то аварии. Подновляли лак на «сирене» ярко-красного цвета. И, наконец, перекрашивали желтую «сирену» в темно-зеленый цвет. Но все это теперь не имеет значения. Машина в наших руках.

— А ее хозяин?

Пакула не ответил. Он задумчиво смотрел в окно. После недолгого молчания задал Генрику вопрос:

— Хотел бы я знать, о чем вы в последний раз разговаривали с Кобылинским. Расскажите мне о вашей беседе как можно подробнее.

— Кобылинский позвонил мне четвертого июня вечером. Сказал, что был у сестры Рикерта и у Гневковского. Ничего нового, кроме вздорной истории о вендетте, он не узнал и решил сконцентрировать свое внимание на личности Икса. Я поддержал его решение. Он хотел снова пойти к сестре Рикерта, выписать имена и адреса людей, которые приобрели предметы, купленные Рикертом у Икса. Кобылинский решил обойти всех этих людей и посмотреть, что за вещи они покупали. Он предполагал, что ему удастся выяснить личность Икса.

Пакула вдруг задал Генрику довольно бессмысленный вопрос:

— Вы знакомы с Кобылинским?

— Ну, постольку-поскольку…

— Вы часто встречались?

— Частенько. В клубе журналистов. Но разговаривали мы довольно редко.

Пакула повернулся к Генрику.

— За мной приехали. Вы не хотели бы совершить небольшую прогулку на нашей машине?

— Если это нужно…

— Думаю, что да. — Пакула взял с тахты свою большую шляпу. Генрик накинул плащ. В дверях Пакула взглянул на него и остановился:

— Почему вы не берете свою трость? Генрик слабо улыбнулся.

— Майор Бучек не советовал мне носить ее.

— С сегодняшнего дня я настоятельно прошу вас никуда без нее не ходить. В общем, — он махнул рукой, — потом я вам все объясню.

Они уселись в машину. Машина резко взяла с места и с воем сирены помчалась по городу. Вскоре они выехали на Варшавское шоссе.

— История принимает все более мрачный оборот. Я прошу вас быть очень осторожным.

— В чем дело? Говорите яснее.

— Буду откровенен. Боюсь, как бы следующей жертвой убийцы не стали вы. О нем известно только то, что он чрезвычайно опасный субъект. Старайтесь ни с кем не оставаться один на один.

— Что случилось?

Машину занесло на повороте. По обеим сторонам дороги расстилались поля. Еще один поворот, и машина остановилась на крутом обрыве. Тут уже стояло несколько милицейских машин и грузовик с большой лебедкой.

Они выскочили из машины. Громко стучал мотор лебедки, медленно вытягивая из мутной реки темно-зеленый автомобиль. Несколько милиционеров безуспешно пытались сдержать толпу жителей соседних деревень, собравшихся поглазеть на необычное зрелище.

Майор Бучек о чем-то расспрашивал милиционера с обветренным лицом. Рядом с милиционером стоял деревенский мальчуган, гордо поглядывая на своих сверстников. Милиционер докладывал Бучеку:

— Сами видите, товарищ майор, трава на берегу особенно хороша. Этот малец, — он положил руку на плечо паренька, — пригнал сюда сегодня корову. Видит: на берегу следы шин. Откос высокий, метров пять будет. Похоже, кто-то свалился в реку. Парнишка ко мне, я сюда. Вижу, так и есть. Чья-то машина в воду ухнула. Разделся я, нырнул и наткнулся на машину. Нырнул еще раз, обнаружил в машине человека. Случилось это не иначе как в ночь с шестого на седьмое. Тогда дождь шел, оттого-то следы на глине такие глубокие. С тех пор дождя не было, а случись это до шестого, так дождь бы все следы размыл.