Останется память - [8]

Видимо, мой ответ удовлетворил Ростовцева. Он обмяк лицом и любезно улыбнулся.

– С-с-с-слушаю.

– Ведь вы же собрались сегодня к вечеру идти к цесаревичу Николаю?

Ростовцев ухватил меня за рукав.

– От-т-т-к-к…

– Не ходите. Не выдавайте товарищей своих, – как можно проникновеннее сказал я.

Ростовцев мучительно покраснел и забулькал горлом, пытаясь выдавить слова. Отдышался и всё же произнес их:

– Евгений П-п-петрович с-с-са-ам п-просил меня. Мы п-п-писали в-в-вместе. Или об-б-бстоят-т-тельства пом-м-менялись?

Врать не хотелось. Ведь Ростовцеву ничего не стоит вернуться и спросить самого Оболенского о новых обстоятельствах. Но если к Николаю Ростовцева послал сам князь, то что же это получается? Предательство в верхах? Или я чего-то не понимаю?

– Не поменялись, – вынужденно сказал я. – Раз Евгений Петрович одобрил вашу инициативу, то пусть оно так и будет. Боюсь, вот только, ни к чему хорошему это не приведет.

– Не м-м-мою. – Ростовцев криво улыбнулся. – К-к-князь настаивал. Г-г-говорил, что Н-н-н-николай ис-с-сп-п-пугается. Т-т-точно ис-с-сп-п-пугается.

– Тогда успехов вам, господин подпоручик. Успехов.

Недоумевающий Ростовцев козырнул и продолжил путь. А я остался, совершенно не представляя, что теперь делать. Выбранный план не оправдал себя в самом начале. Приниматься за второй пункт? Но никто решительно не мог бы сказать, когда выигрышную тактику идти от казармы к казарме, последовательно поднимая там войска, сменила тактика выжидания на площади.

Может, зайти к Оболенскому на квартиру? Вначале поговорить с ним или даже с Рылеевым, узнать их мнение о демарше подпоручика? Потом неназойливо перейти к плану восстания. Так они и ответят, как же! Выгонят взашей, как люди чести – пинками, даже рук марать не станут. Тем более, у меня есть только признание Ростовцева, которое я ничем не могу подкрепить.

Вот в этой задумчивости я и услышал, как ко мне обращается некий офицер в форме поручика Финляндского полка:

– Сударь, я вижу, вы знакомы с Яковом Ивановичем? – он смотрел мне в глаза и лишь удивленно моргнул, когда я ответил:

– Немного.

– Каким же образом произошло ваше знакомство?

Тут только я узнал офицера, заговорившего со мной. Князь Оболенский! Все идеи о разговорах с ним моментально вылетели из головы, и я лишь промямлил:

– Образом! Разумеется! Обычным, стало быть. Как всегда. Да-с. Вот в таком разрезе.

Оболенский изумился еще более:

– Вы из любителей русской словесности?

– Да! Конечно. Довелось как-то посещать кружок "Зеленая лампа" и слушать там многих известнейших поэтов. Вот только их имена запамятовал…

– Я смотрю, интереснейший вы человек, – Оболенский сделал паузу, и я поспешил представиться:

– Константин Владимирович. Поручик в отставке. Недавно из Москвы.

– Оболенский Евгений Петрович. Князь

– Очень рад знакомству. Очень! – непритворно возрадовался я.

– Заходите к нам на квартиру, не пожалеете. Интереснейшие вещи обсуждаем.

– Приду всенепременнейше! – выговорил я, приподнял шапку и поклонился.

Князь отдал честь и удалился.

Я, было, дернулся вслед за ним. Потом обратно за Ростовцевым. Потом остановился. Куда ж идти? День к вечеру близится. Нарываться на знакомство как-то не с руки. Да и вряд ли неизвестного человека примут в тайное общество, которое планирует свергнуть царя и установить новый строй. Значит, надо сначала подумать, а потом уже не делать того, что не нужно. И исходить надо из известных фактов.

А какие факты заложила в меня программа по активации памяти? Что там с хронологией событий? В ответ перед внутренним взором вылезли строчки, написанные от руки, о том, что произошло сегодня и что известно весьма ограниченному кругу лиц.

Двенадцатого утром пришло письмо императору от Дибича с раскрытием имен южных мятежников. Среди прочих назывались имена и трех офицеров кавалергардского полка, квартирующегося в столице. Двух кавалергардов, примкнувших к Пестелю, в этот момент в Петербурге не было. Третьего же, Свистунова, Милорадович выставил из города. Но тот уехал не ранее тринадцатого, то есть, завтра.

Я припомнил, чем же будущие мятежники занимались сегодня. Оболенский объявил приказ диктатора о том, что в день присяги следует возмутить полки и идти с ними на Сенатскую площадь. Кроме того, он изложил и схему восстания с последовательным вовлечением полков в дело. И, видимо, сразу после этого задумал тайную миссию Ростовцева. Задумал и, не откладывая, исполнил.

Можно допустить, что все эти факты не только связаны, но и вытекают один из другого. Сначала – весть об измене, потом – приказ о выступлении и далее – отправка Ростовцева к Николаю. После совещания у Оболенского, которое уже прошло, заговорщики соберутся у Рылеева. Князь как раз и шел к Кондратию Федоровичу!

Нет, мне идти к ним, безусловно, рановато. Да и не нужно пока. Я еще с первым пунктом окончательно не разобрался. Может, попробовать задержать Ростовцева насильственным путем? Ну, там, стукнуть по голове. Или просто отобрать написанное им письмо. Но Ростовцев напишет новое. А травмировать человека только за то, что он выполняет миссию, возложенную на него старшим товарищем, глупо. Тогда надо быть последовательным и нейтрализовывать Оболенского. Да и Рылеева заодно – тот, наверняка, тоже в курсе. В общем, расправиться с верхушкой восставших. Ничего себе помощь восстанию!