Останется память - [30]

Одновременно с этим рухнула входная дверь, заставляя гудеть пол и стены.

– Спокойно. Вон слуховое окно. Не спеша идем туда и выбираемся на крышу. У всех есть опыт лазания? Тогда вперед, – Костя не стал акцентироваться на том, что лично у него вовсе нет подобного опыта. Ну, не в том районе он жил, чтобы лазать по скатным кровлям. Да и к чему спутников расстраивать? Пусть думают, что он всё может.

Они прошли через весь чердак, утопая ногами в древесных опилках, и кое-как вылезли на крышу. Костя выбрал самое дальнее от квартиры окно и ближайшее к соседнему дому. Он повертел головой, опасаясь увидеть за каждой трубой по жандарму с револьвером, но всё оказалось не так плохо. Здесь их не ждали. Видимо, никто не ожидал подобной прыти от студентов.

Коснувшись пальцами обжигающего крашеного железа, Костя побрел вслед за спутниками, аккуратно переставляя ноги и стараясь не смотреть вниз. Привыкнув и чуть расслабившись, он неудачно наступил на шов. Нога пошла в сторону, и Костя только и успел, что сказать "А, черт!", выставить руки и мертво вцепиться в железо. Халтурин обернулся, ухватил Шумова за воротник и поставил на ноги.

– Всё нормально… Всё нормально… – бормотал Костя, полностью потеряв уверенность в своих возможностях.

– Ничего, – поддержал Плеханов, – бывает.

Они добрались до брандмауэра, перевалили через него и неловко спрыгнули на крышу соседнего дома, оказавшегося на целый этаж ниже.

Шумов с трудом представлял хитросплетение здешних строений, поэтому доверился опытному проводнику. Вел Плеханов. Сначала они повернули на крышу флигеля, стоящего перпендикулярно лицевому дому. Потом – по шаткому решетчатому мостику, пачкая ладони ржавчиной, перебрались через двор-колодец. Выбрались на соседнюю улицу, прошли еще две крыши и спустились по пожарной лестнице, прикрепленной к торцу здания.

Оказавшись на земле, Костя непроизвольно согнулся, ухватился за угол дома и зашептал:

– Теперь куда? Опять прятаться? Так ведь найдут. И в следующий раз учтут ошибки. Поставят оцепление по соседним улицам, заблокируют все выходы и проходы. И возьмут…

– Так что ты предлагаешь? – Кибальчич прищурился и провел рукой по лбу, оставляя на нем ржавый след. – Сдаться?

– Нет. Рановато. А вот скажите мне, господа хорошие, кто-нибудь еще жив из тех, кто в двадцать пятом году революцию на Сенатской площади творил? Желательно, из руководства.

Плеханов наморщил лоб и неуверенно сказал:

– Разве что князь Оболенский, Евгений Петрович. Он тут не очень далеко живет: в казенном особняке, на Грязной. Минут сорок быстрым шагом, да всё по окраинам. Он давно не при делах. Преклонный возраст, сами понимаете.

– Ничего, вспомнит, – жестко сказал Костя. – А нет, так я напомню. Пошли.

5

– Что передать его сиятельству? – лакей упорно, хотя и вежливо, не желал пускать в дом непрошеных гостей непрезентабельного вида.

– Передайте князю, что у нас есть для него сообщение от поручика Шумова Константина Владимировича!

Лакей кивнул и закрыл дверь. Все четверо сразу почувствовали себя неуютно. Стало казаться, что прохожие смотрят только на них и, чем дальше, тем подозрительнее. Что вот прямо сейчас из-за угла выедет казачий разъезд, приставит пики к горлу и препроводит в управу. А уж там следователи возьмутся за них так рьяно, что сразу закуют в кандалы и без всякого суда отправят на каторгу или еще подальше – на виселицу.

Открылась дверь особняка, и лакей величественно показал на вход.

Беглецы прошли холл, поднялись по парадной мраморной лестнице и остановились перед резной дубовой дверью.

– Евгений Петрович просил зайти кого-либо одного, – предупредил лакей. – Его сиятельству неможется, и общество нескольких человек будет ему в тягость.

– Проходите, Константин Владимирович, – Плеханов высказался за всех. – Уж не знаю ваших планов. Надеюсь только, что они реальны. Мы подождем.

Костя кивнул и вошел в душный сумрак.

Судя по всему, попал он в рабочий кабинет хозяина. Стол под зеленым сукном поперек комнаты, тяжелые драпировки на окнах, направляющие свет так, что вошедший оказывался освещен, оставляя кресло за столом в тени. Глаза постепенно привыкали, и вскоре Костя разглядел старика в кресле. Жесткое мрачное лицо, решительный взгляд и явное сходство с тем, кого Шумов видел пятьдесят лет назад. Князь долго и внимательно разглядывал гостя.

– Похож… – наконец подытожил Оболенский свои наблюдения. – Внук?

– Зачем же так, Евгений Петрович? – весело начал Костя. – Может, вам напомнить, что вы сказали, получив на Сенатской письмо от Милорадовича?

Князь побледнел.

– Константин? Вы?! Каким образом?.. – неуверенно выговорил князь.

– Скажем так, нетривиальным. Откровенно говоря, я и сам не понимаю, как оказался здесь.

– Мы думали, с вами что-то случилось. Либо, вы скрылись за границу. Но сейчас вы молоды. Непозволительно молоды. Это странно. Если не сказать больше. Может, я брежу? – Оболенский провел ладонью по глазам, а потом по лбу. – Может, вы умерли, и в вашем лице смерть пришла за мной?

– Нет-нет, я жив. Я просто переместился на пятьдесят лет вперед. И мне требуется некоторая помощь.

– Не понимаю… Пятьдесят лет…