Особый склад ума - [30]

Сьюзен посмотрела на пистолет и заметила, что костяшки пальцев, сжимавших рукоятку, побелели.

— Продолжайте осмотр.

— Да нечего больше осматривать, — буркнул дежурный. — Вы там одна, леди. Если только тот, кто к вам забрался, не прячется за терминальным сервером и едва дышит, потому что знает, как работает наше оборудование, и вообще слышит наш разговор. Будь я на его месте, только так бы и действовал. Потихоньку передвигался от одного источника тепла к другому, и потом раз — дело сделано. Так что дошлите патрон, мэм.

— Можете подняться сюда?

— Это не входит в мои обязанности. Подобным занимается служба эскорта. Я провожу вас до дверей и выпущу, но спускаться вам придется одной. Наверх я не пойду, пока не придут уборщики. Эти ребята хотя бы по-настоящему вооружены. У них, знаете, очень серьезные пушки.

— Черт побери! — прошептала Сьюзен.

— Что там еще? — спросил охранник.

— Вы ничего не заметили?

— На видео ничего, но камеры порой барахлят. И на тепловизоре ничего, кроме ложных объектов. Во всяком случае, они кажутся ложными. Почему бы вам ладненько и тихонечко не прогуляться до лифта? Ну а я стану приглядывать за вами с помощью камеры.

— Мне нужно закончить одно дело.

— Ну, как знаете.

— Продолжайте приглядывать за мной, ладно? Мне осталось работы всего минуты на две.

— Есть лишняя сотня?

— Что?

— Покараулю, пока не освободитесь. Обойдется в сотню.

— Хорошо. По рукам.

Охранник рассмеялся:

— Легкие деньги!

Она уловила еще один звук:

— Что это было?

— Это я развернул одну из ваших камер, — пояснил охранник.

Сьюзен, неохотно разжав пальцы, положила револьвер на стол рядом с клавиатурой компьютера. Еще труднее оказалось развернуть кресло и сесть спиной к входу, а также к неведомому гостю, кем бы он ни был. «Может, крыса, — успокоила она себя. — Или даже простая мышь. Или вообще почудилось». Она сделала медленный вдох, пытаясь справиться с участившимся сердцебиением и чувствуя, как легкая блузка стала липкой от пота. «Ты одна, — сказала она самой себе. — Одна». Она включила монитор, и ее пальцы быстро забегали по клавишам, печатая электронное письмо, которое следовало переслать в отдел компьютерной верстки. Вверху страницы она написала: «Мата Хари», потом быстро напечатала инструкции для наборщиков.

Потом она написала:

Специально для моего нового корреспондента:

Рок Том Семьдесят восемь Два Приехали Четыре.

Она помедлила, глядя на эти слова еще пару секунд, довольная тем, что у нее получилось, и отослала письмо. Получив сообщение, подтверждавшее завершение операции, она взяла револьвер и крутанулась в кресле.

Офис казался пустынным, и она снова сказала себе, что, кроме нее, здесь никого нет. Но до конца убедить себя в этом ей не удалось, и ее не оставляла мысль о том, что тишина, подобно зеркалу, через которое за вами тайно наблюдают с другой стороны, бывает обманчива. Глядя прямо в наведенную на нее камеру видеонаблюдения, Сьюзен слегка помахала охраннику, который, как она надеялась, продолжал за ней следить, и свободной рукой начала собирать свои вещи, бросая их в сумку, которую затем повесила на плечо. Встав с кресла, она подняла револьвер, который теперь держала двумя руками, и встала в стрелковую стойку. Чтобы успокоиться, глубоко вдохнула, как это делает снайпер за долю секунды перед тем, как выстрелить. Затем очень медленно, все время держась спиной к стене, вдоль которой шла, она осторожно начала продвигаться к выходу. Пора было возвращаться домой.

Глава 5 «Всегда»

Свой катер Сьюзен держала примерно в миле от их с матерью дома, на берегу в старом обветшалом сарае. При каждом шторме сарай кренился и грозил рухнуть, как старая кляча по пути на живодерню. Однако, как ей было известно, сарай выдержал немало штормов, что, как она считала, служило самой лучшей рекомендацией в нашем непостоянном мире. Ей казалось, сарай был похож на их архипелаг, жизнестойкий, хотя на первый взгляд еле живой, и хотя, конечно, и у сарая, и у островов есть свой предел, но они были куда крепче, чем это казалось. Ей очень хотелось верить, что и она сама того же сорта.

Катер тоже был старый, но в идеальном порядке — восемнадцатифутовый[24] скиф с низкой посадкой, сверкавший глянцевой белой краской. Она купила его у вдовы пенсионера — инструктора по рыбалке, который умер вдалеке от моря, где провел не один десяток лет, в Майами, в больнице для неизлечимых больных, в какую попала бы ее мать, согласись на это Сьюзен.

Под ногами шуршал песок и похрустывали обломки выбеленных солнцем ракушек. Звуки эти были знакомыми, любимыми, они успокаивали. До восхода оставалось несколько минут. Желтоватый свет казался робким, словно не знал, пора ли вырваться из темноты, а ночь, казалось, распростерлась по волнам, окрасив их черно-серыми бликами. Сьюзен знала, что через час солнце поднимется высоко и заполнит светом весь океан, утопив неглубокие протоки и отмели островов переливчатой струящейся голубизной.

Сьюзен подняла плечи, ежась от утренней свежести, обманчивой, как сказала она себе, и недолгой, даже не обещавшей никакого облегчения, никакого ослабления того мучительного зноя, который скоро снова придет на весь день. В Южной Флориде в это время года всегда стоит душная влажная жара, которая несет в себе штормы и заставляет людей не покидать пределов своих коконов с искусственным охлаждением воздуха. Ей припомнилось, что в ее юности она еще замечала смену времен года, хотя в их краях это чувствовалось, конечно, не так, как на северо-западе, где она родилась, и не так, как еще дальше на север, в горах, о которых с тоской говорила мать, стоявшая на пороге смерти. Здесь это происходило совсем на другой, на южный манер, выражаясь разве что в незначительном усилении яркости солнца, в легком шелесте ветра, принимавшегося нашептывать ей, что весь мир преобразился. Но в последние годы даже эти приметы, казалось, стерлись, исчезли, растворившись в волнах глобального потепления, вызывавшего бесконечные разговоры.