Особый дар - [30]

Я остановилась. Мои слова звучали неубедительно. Так всегда бывает: когда хочешь сказать что-нибудь важное, слов не хватает.

— Кончено, — тихо сказал Арманд. — Сказанного не воротишь, но теперь кончено. Давай больше не будем об этом.

Мы замолчали. Темнота и монотонный убаюкивающий стук колес окутали нас. Казалось, что в нашем распоряжении был весь поезд, как будто мы едем на нем уже целую вечность и будем и дальше так бесконечно ехать.

— Арманд?

— Гмм?

— Расскажи что-нибудь о себе, — попросила я.

Он удивленно приподнялся:

— Зачем?

— Просто так, — сказала я. — Мне интересно. Я хочу побольше о тебе узнать.

Он покачал головой, как будто не мог поверить в то, что услышал.

— Что ты имеешь в виду? Обо мне как о личности или о моих телекинетических способностях?

— Твои телекинетические способности я уже прочувствовала, спасибо, — возразила я. — Нет, расскажи что-нибудь о себе, о своих родителях, о своем детстве, чем ты увлекаешься — о чем-нибудь таком.

— Мои родители? — Он выговорил это слово так, как будто услышал его первый раз в жизни. Он замялся. — Что ты хочешь о них узнать?

Я пожала плечами:

— Ну, не знаю. Я не собираюсь тебя допрашивать или что-то в этом роде. Просто расскажи мне что-нибудь. Например, есть ли у тебя брат или сестра? Какая музыка тебе нравится?

— Какая музыка мне нравится? — Он странно посмотрел на меня. Казалось, он был потрясен. — Знаешь, меня об этом никто никогда не спрашивал.

— Ты шутишь.

— Нет, серьезно.

Я наморщила лоб.

— Может быть, во Франции по-другому, но здесь у нас наши ровесники говорят практически только об этом. Ну, еще про фильмы, компьютерные игры и тому подобное.

— Понятия не имею, о чем говорят молодые люди во Франции, — сказал Арманд. — Возможно, об этом же. Но я уже почти не помню, каково это ходить в обычную школу. Я жил в институте с десяти лет. И там никто не расспрашивал меня о семье или о моих музыкальных предпочтениях.

— Правда? Что же, вы ни о чем не разговаривали? Они не спрашивали, как тебе живется?

— Спрашивали, конечно. Они хотели знать массу всего. Но это происходило следующим образом: передо мной клали кипу опросных листов, которые я должен был заполнить. А если приходил кто-нибудь из психологов, чтобы поговорить со мной, то он меня спрашивал: «Ну, Арманд, расскажите же мне что-нибудь о ваших телекинетических способностях. Когда вы впервые обнаружили их? Как они проявляются? Что вы делаете, когда хотите применить их?» Исключительно вопросы такого рода. А на двери моей комнаты висела табличка: «Арманд Дюпре, телекинет».

— Они действительно обращались к тебе на вы?

— Еще бы. С первого дня моего там пребывания, — кивнул Арманд. — Они уже тогда знали, чем меня купить, эти господа психологи.

— Но ведь это же с ума сойти! Говорить десятилетнему ребенку «вы»!

— У них своя методика. Как ты думаешь, что я чувствовал, когда ко мне подходила целая армия докторов в белых халатах и вежливо обращалась ко мне на «вы» или говорила «месье Арманд»? Им не нужно было меня запирать. Напротив. Еще несколько недель назад им бы пришлось палками гнать меня из института, если бы они захотели, чтобы я ушел.

Я украдкой посмотрела на него. Мне было страшно интересно, что же там такое могло произойти несколько недель назад, но я не отважилась напрямую об этом спросить.

— Это благодаря той методике, по которой им удавалось тебя удерживать? — спросила я вместо этого. — Психологические приемы?

— Да. И еще они купили меня высококлассным комфортом. У меня была огромная комната с цветным телевизором, стереомагнитофоном и прочими штучками. Вокруг постоянно сновали сиделки, медсестры и горничные и угадывали по глазам мои желания. Мне могли хоть каждый день готовить мою любимую еду, если я того хотел. Все носились вокруг меня, как будто я был королем мира. — Он болезненно засмеялся. — Из-за своего высокомерия я не замечал, что живу в золотой клетке. Что мои телохранители меня не защищают, а стерегут. Что это ненормально — проводить свою жизнь на огороженной территории, за забором и колючей проволокой, и неважно, насколько эта территория велика, если ты не можешь сделать ни шагу во внешний мир. Что это неестественно, когда каждый твой шаг фиксируется камерой скрытого наблюдения.

— Боже мой, — пробормотала я невольно.

Я смущенно молчала. Арманд, казалось, тоже погрузился в воспоминания, хотя я и не могла сказать, в какие именно.

— А как все-таки все началось? — спросила я наконец.

Прошло некоторое время, прежде чем он начал рассказывать.

— Я родился и вырос в маленьком местечке под Авиньоном. Обычно сотрудники института туда не заглядывают. Когда проявились мои телекинетические способности, велика была вероятность того, что это ни к чему не приведет, что от этого останется только одна из тех странных историй, которые бытуют в некоторых местах. Люди поудивлялись бы, но сегодня все бы уже давно об этом забыли. А мои способности, вероятно, тоже бы пропали.

— А они могут пропадать?

— Да, насколько это на данный момент известно. Парапсихологические способности пропадают, если их не тренировать, как правило, после достижения человеком половой зрелости.