Особый дар - [36]

Во всем, что касалось денег, он был крайне щепетилен. В автобусе всегда платил за проезд или же оставлял монетку сидящему рядом пассажиру. И был твердо убежден, что принять деньги от другого — значит обречь себя на духовную зависимость.

— Неужели ты сделаешь такую глупость, заупрямишься из-за каких-то нескольких фунтов…

— Похоже, что сделаю.

— Но ты же прекрасно знаешь, у меня денег хватает. И если тебе так удобнее пусть это будет долгосрочный заем.

Она произнесла это с таким профессионально-деловым видом, что Тоби улыбнулся.

— А что скажет твоя мама? — попробовал было увильнуть он.

— Может, поначалу ей это и не понравится, — честно призналась Мейзи, — но потом она свыкнется с этой мыслью. Мама доверяет тебе, — добавила она довольно наивно.

А Тоби подумал — так ли уж оправдано это доверие Аманды? Париж и Мейзи — это, конечно, весьма заманчиво. Он еще не бывал за границей, только однажды съездил с Эйдрианом на субботу и воскресенье в Вимеро.

— Можно мне подумать?

— Только не очень долго! Мне так хочется поехать! Для тебя что-то значат мои желания?

Даже теперь он не хотел связывать себя окончательно, противился этому изо всех сил. А поехать ему хотелось, и еще как! Посидеть с нею на террасах кафе. Посмотреть собор Парижской богоматери, Сен-Шапель, Лувр, побродить по Елисейским полям. Побывать в музее «Карнавале» — ведь это может ему пригодиться для работы — и на площади Бастилии.

Тут он сказал ей то, о чем до сих пор умалчивал: он написал первые десять страниц «Сен-Жюста».

— Ты знаешь, я понятия не имею, удастся ли мне вытянуть эту работу. На нее могут уйти целых три года, и даже тогда я вполне могу с нею накрыться. Боюсь, что тем дело и окончится.

— Значит, тебе тем более надо съездить в Париж! Ведь все равно рано или поздно придется тебе там поработать.

Он призадумался.

— Да, вероятно, придется.

— И ты сможешь получить на это субсидию — потом, позднее, да?

— Он кивнул — по-видимому, да.

— Я так счастлива, — сказала Мейзи. От вина она разрумянилась, глаза ее сияли так ярко, и Тоби подумал, что неплохо бы побыть с ней сегодня ночью.

А она без устали говорила о Париже, ткала золотистую, сверкающую паутину, заманивая его ожидающими их там удовольствиями, но вскоре он остановил ее.

— Давай пока отложим эту затею, а? Обещаю тебе: я постараюсь сделать все, чтобы ее осуществить.

Он перевел разговор на Боба и Риту, и она сразу стала слушать — сосредоточенно и сочувственно.

— Неужели все и впрямь обернется так скверно? Ведь у беременных часто бывают причуды, — сказала она тоном умудренной жизнью женщины. — Когда Рита родит, может быть, Бобу станет легче. Мне он так симпатичен, хотя вместо «Мейзи» и выговаривает «Мезей».

Тоби сказал, что Боба ждет блистательная научная карьера, которую не под силу погубить даже Рите, хотя личную жизнь она ему, вероятно, испортит. — Ко всем прелестям она еще безумно увлеклась Эйдрианом.

— Это у нее пройдет. И потом, что толку им увлекаться? — Мейзи внезапно погрустнела: — Ох, жизнь, жизнь, жизнь… Пусть мы погубим себя, какое это имеет значение, — лишь бы на нашу долю выпало хоть немножко счастья!

— Что-то это не похоже на тебя, малыш, такие вот рассуждения.

— А во мне много такого, что вовсе на меня не похоже. Ты еще в этом убедишься.

Впрочем, печаль ее оказалась мимолетной: вскоре глаза ее снова засияли. Она живет радостью, подумал Тоби, и чувство вины, словно холодная струйка, внезапно пробившаяся из какого-то таинственного подземного источника, на мгновение заставило его съежиться.

Они вышли из отеля, Мейзи ступила на мостовую первая, и ее чуть не сшибла мчавшаяся на большой скорости машина. Она отпрянула, Тоби подхватил ее и прижал к себе; ее била дрожь.

— Была на волосок от гибели, — выдохнула она. — Дай я прислонюсь к стене. Это скоро пройдет.

— Пойдем обратно в ресторан. — Он тоже был потрясен. — Выпьешь немного коньяку.

— Не надо. Ты можешь из-за этого упустить последний поезд.

— Не беда. Я должен знать точно, что ты в состоянии сесть за руль.

Он чувствовал как неистово колотится у нее сердце. Она стучала зубами.

— Машину я могу вести в любом состоянии. Что-что, а это смогу всегда.

Соскользнув на тротуар, она села, поджав под себя ноги, и опустила голову. Прохожие поглядывали на них с любопытством — очевидно, принимали ее за пьяную. Тоби растерянно стоял рядом.

— Я мог бы взять тебе на ночь номер в этом отеле. А маме позвонишь.

— У меня сейчас все пройдет, извини, что устроила тебе это жуткое зрелище.

Он понял, до чего это было бы страшно — потерять ее, да еще таким ужасным образом.

— Пойдем в отель, — снова сказал он. Но она уже пришла в себя и рывком поднялась на ноги.

— Я в полном порядке. И ты еще успеешь на поезд.

Он крепко обнял ее и поцеловал. Дрожь разом унялась.

Когда он подвел Мейзи к машине, то убедился, что самый вид автомобиля действует на нее успокоительно. Да, что-что, а вести машину она сумеет.

— Милый, мы так чудесно провели вечер, — сказала она. — Пусть ничто не омрачит его, ни на йоту. Так ты обещаешь мне подумать насчет Парижа?

— Насчет Парижа и насчет тебя.

Он еле-еле поспел на последний поезд.

На заре Тоби приснился страшный сон: Мейзи, изуродованная, искромсанная на куски, лежит в придорожной канаве, большая шляпа упала с ее головы и укатилась, волосы пропитаны кровью. Лица нет. Кругом — ни души, отель погружен во мрак.