Особое задание - [85]
И снова никто не ответил.
Никитин уставился на чернобрового власовца, что первым попался ему на глаза:
— Молчишь?
Тот виновато взглянул на комбата, хотел что-то сказать, но только открыл рот, глотнул воздух и не произнес ни звука.
— Я спрашиваю! — повысил голос комбат. — Почему сразу не подали голоса, когда партизаны остановили состав?
— Охвицеры-рогатикы не пущалы — пробасил кто-то из пленных.
— Это правда! Мы хотели сразу открыть вагон, — волнуясь, заговорил высокий чернобровый парень, — но офицеры взялись за автоматы…
Опять наступила тишина. Никитин чувствовал, как в нем закипает безудержная ярость. «Офицеры… — думал он. — Неужели из бывших наших офицеров?!» Сквозь стиснутые зубы он тихо, очень тихо, почти шепотом приказал:
— Офицерам выйти!
Власовцы замешкались, потом двое робко протиснулись вперед, в толпе нарастал шум.
— В чем дело?
— Выходь до охвицеров, выходь кажу!.. А то ишь ягненком вже прикинулся… — послышался грубый голос.
— Выплывай, камбала, на поверхность!
— Не слышишь, что ли? — заговорили остальные, выталкивая из угла маленького власовца с бельмом на глазу. Этот, пожалуй, единственный из всех был низкорослый и узкогрудый.
— Тоже офицер? — резко спросил Никитин.
— Да я же не охвицер, товарищ майор. Я хвельдфебель: старшина, — щелкнув каблуками и выпятив узкую грудь, угодливо пояснил власовец. Но его прервали.
— Ничего што не офицер…
— Ще почище, гад!..
— Не прикидывайся, камбала, сковорода для тебя готова…
— Прекратить базар! — крикнул Никитин.
Все смолкли. Комбат кивнул головой стоявшим позади партизанам. Троих — штабс-капитана, прапорщика и фельдфебеля — увели. Вновь воцарилась тишина.
Комбат неторопливо достал кисет, вынул и слегка помял обрывок газеты, положил на него щепотку самосада, скрутил цигарку, сунул обратно в карман кисет и извлек из другого зажигалку. Он не успел зажечь ее, как со двора донеслись одиночные выстрелы — один, второй, короткая пауза и снова выстрел, другой и, наконец, почти подряд два…
Стоявший на часах у дверей круглолицый пожилой партизан с длинными запорожскими усами слегка кашлянул. Кое-кто из пленных не выдержал и переступил с ноги на ногу.
Никитин затянулся и, выпустив облако дыма, взглянул на застывших в ожидании решения своей участи власовцев. Взгляд его опять невольно остановился на высоком парне с черными, как смоль, бровями. Его красивое лицо теперь побледнело и как-то сразу осунулось.
— Докладывай, ты кто? Может быть, тоже офицер или, как там у вас называется, фельдфебель? — сдерживая гнев, спросил комбат.
— Нет, нет, я — рядовой, москвич. Все мы попали к ним случайно, я правду говорю… — ответил высокий.
Услышав слово «москвич», Никитин все остальное пропустил мимо ушей. Это слово его поразило. Он не был москвичом. Больше того, он никогда не бывал в столице. Но слово «москвич» было для него синонимом слов «революционер», «большевик», «ленинец», и он не мог себе представить, чтобы москвич мог оказаться изменником, власовцем. Он чувствовал себя так, словно на него свалился потолок, дух захватило. Едва слышно переспросил:
— Как ты сказал?!
Власовец щелкнул каблуками.
— Говорю, мы попали к ним поневоле. Нас насильно мобилизовали в лагере…
— Погоди, — перебил его Никитин. — Откуда ты родом?
— Я?
— Да, ты!
— Из Москвы. Я — москвич.
Никитин ощутил прилив ярости. Все еще не веря своим ушам, он почти вплотную придвинулся к власовцу и в третий раз спросил:
— Откуда, говоришь?
Власовец, почуяв недоброе, глухо повторил:
— Из Москвы.
И в ту же секунду, не отдавая себе отчета, Никитин вскинул плетку, с которой никогда не разлучался, и со всего размаха хлестнул власовца по голове.
— Мос-квич!.. — скрипя зубами, выкрикнул комбат и, задыхаясь от негодования, выбежал из хаты, будто не он, а его самого хлестнули плеткой.
Удар был сильный. Чернобровый съежился, схватился обеими руками за голову и застонал. Остальные, казалось, не дышали.
Пожилой усатый партизан, что остался караулить пленных у открытых настежь дверей, прищурив глаза, с пренебрежением посмотрел на съежившегося власовца и неторопливо заговорил:
— Слухай, ты, «москвич» ядреный!.. Чего хнычешь? Скажи спасибо! Це ж тебе, знаешь, шо? Амнистия! Амнистия, дурень ты зэлэный… Бо у нас так бывае: аль расстреляют, аль плеткой отстегают… Гаубвахты тут немае. Да и на кой вона сдалась, що б з вами тильки возиться да охрану ще виставляты?.. А надо б вас всих за таковские штуки шлепнуть к ядреной матеры! Да, да… Дожились — пидняты руку на Батькивщину! Эх, вы…
Партизан еще долго ворчал. Власовцы стояли не шевелясь, гадая, что их ждет. Некоторые даже завидовали «коллеге», у которого на левой стороне лба вспух багровый рубец. Если верно говорит усатый партизан, то у него теперь все позади, дешево отделался…
Под вечер, незадолго до выхода дивизии в рейд, власовцев вывели во двор комендатуры. Вид у них был далеко не такой, как утром, — в течение всего дня их не кормили. У партизан был неписаный закон: кто не воюет против фашистов, тот не ест. Этого власовцы, конечно, не знали и высказывали самые худшие предположения. Когда же их привели на тот самый двор, откуда несколько часов тому назад донеслись выстрелы, они и вовсе приуныли.
Роман Юрия Колесникова динамически воссоздает панораму предвоенной Европы, отражает закулисную возню различных ведомств гитлеровской Германии в канун подготовки к вероломному нападению на Советский Союз. В книге рассказывается об интернациональном коммунистическом движении против фашизма, а также разоблачается антинародная сущность сионизма и его связь с фашизмом.Роман призывает к бдительности, готовности дать отпор любым авантюристическим проискам, которые могут привести мир к войне.
Известный писатель и разведчик, Герой России Юрий Колесников закончил этот документальный роман незадолго до своей кончины. В образе главного героя – Юрия Котельникова – отразились черты характера, мысли, эпизоды биографии автора. Отсюда же – масштабный исторический и географический диапазон повествования. Это и предвоенная Бессарабии, входившая тогда в состав Румынии, в 1940-м году присоединённая к СССР, где Колесников родился, и провёл юные годы; Бухарест, где учился в авиашколе. Затем Одесса, юг Украины – там автор перед началом войны и в первые её месяцы начинал службу в НКВД.
В романе Юрия Колесникова «Тьма сгущается перед рассветом» изображена Румыния 30-х годов — накануне второй мировой войны. В этот период здесь действует «Железная гвардия» — «пятая колонна» Гитлера. Убиты два премьер-министра — Дука и Калинеску. События нарастают. Румыния идет к открытой фашистской диктатуре. Провокации против компартии и убийства на румыно-советской границе совершаются при попустительстве тайной полиции — сигуранцы. Королевский двор, министры, тайная полиция, шпионы и убийцы — легионеры, крупная буржуазия и лавочники объединились для борьбы с трудовым народом.Автор умело нарисовал картины жизни различных слоев общества, борьбу рядовых людей против подготовки войны с Советским Союзом.С большой силой в книге воссоздана атмосфера тревоги, неуверенности в завтрашнем дне, порожденная политической обстановкой в Европе.Одновременно с ростом безработицы, обнищанием растет классовое самосознание трудящихся масс, понимание несправедливости существующего строя.
Роман повествует о судьбе еврейского юноши Волдитера, который накануне второй мировой войны, захваченный сионистской пропагандой, приехал в Палестину — «землю обетованную». Столкнувшись с реальностью, познав антинародную сущность сионизма, Волдитер порывает с ним, возвращается на родину, Бессарабию, которая к тому времени вошла в состав СССР.
В повестях и очерках рассказывается о подвигах партизан, сражавшихся на территории Польши, на Украине и в Белоруссии в составе прославленной дивизии имени С.А.Ковпака.В книге показаны образцы смелости и находчивости советских людей в годы Великой Отечественной войны при выполнении ответственных боевых заданий.Для широкого круга читателей.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.