Ленин уже сел на свое место, повернулся ко мне вполоборота:
— Ну-с, что скажете, товарищ Уралов?
План моего доклада куда-то исчез. И я начал с того, о чем и не думал говорить:
— Владимир Ильич! Я ведь только приехал… И потому с опозданием от омских железнодорожников и сам поздравляю вас с днем рождения… Крепкого-крепкого здоровья желаем вам…
Живое лицо Ленина каждой черточкой передавало его внутреннее состояние, и было видно, что начало разговора несколько удивило Ильича. Но я все-таки продолжал:
— Вместе с группой товарищей, чекистов, мы прибыли специальным поездом, отремонтированным во время субботников… Поезд омские рабочие прислали вам в подарок. Это эшелон с хлебом, двадцать вагонов пшеничной муки…
По мере того как я говорил, лицо Ильича согревалось. Видимо, Дзержинский, сказав о приезде представителя ВЧК в Сибири, умолчал о подарке рабочих, чтобы доставить Владимиру Ильичу неожиданную радость.
— Вот, Владимир Ильич, вам фотографии паровоза и эшелона, сделанные уже в Москве… Вот он, этот состав, прошу ваших указаний, что с ним делать…
Ленин положил фотографии на стол перед собой. Склонился над ними. Глаза Ильича потеплели. Он о чем-то думал. Может быть, о ручейках хлеба, которые, сбегаясь по граммам и фунтам с пайков омских рабочих, стекались в поток, в тысячи пудов, привезенных сюда, в Москву. Может быть, о руках, с особой тщательностью и без всякой корысти готовивших состав в дальний путь. Может быть, о чекистах, которым ведь не зря в трудный путь доверили свой эшелон рабочие…
— Так вы, товарищ Уралов, спрашиваете, что с эшелоном делать? Уж не думаете ли вы, что омичи такие простаки и не знали, как мы поступим с хлебом?.. Хлеб надо разделить поровну на три части: детям рабочих Москвы, Питера, Иваново-Вознесенска.
— Будет сделано, Владимир Ильич! — радостно ответил я.
Меня обожгла мысль о том, что круг замкнулся: волна сердечного тепла омских рабочих дошла до Ильича, чтобы через его сердце дойти до московских, питерских, иваново-вознесенских рабочих.
Ленин наклонился вперед, ближе ко мне.
— А когда вы прибыли из Сибири? — спросил Владимир Ильич.
— Вчера…
— Значит, вы еще совсем тепленький, свежий, сибирский?
— Выходит, так…
— Как там с хлебом? Каково общее продовольственное положение? Как относится к Советской власти крестьянство — бедняки, середняки? — начал задавать вопросы Ленин.
Особенно подробно интересовался Ильич вопросом о сибирском хлебе. Хлеб, хлеб, хлеб! Много ли осталось от прошлых лет? Можно ли в Сибири создать большие государственные запасы хлеба?
Я подробно отвечал. Мне было понятно, что Владимир Ильич хорошо знает продовольственную обстановку в Сибири, но хочет еще раз проверить свои данные.
О колчаковцах Ленин спрашивал в прошедшем времени. Эта опасность миновала.
Я доложил о ликвидации остатков колчаковских банд и о том, что в захваченном архиве Колчака обнаружен интереснейший доклад начальника штаба, в котором, в частности, сообщается, что белогвардейцы в Сибири мобилизовали до 5 миллионов человек.
Тут Владимир Ильич задал несколько вопросов о партизанах: какова численность партизан, многие ли теперь идут в Красную Армию, как возвращаются к мирному труду.
— Товарищ Уралов, а вы использовали партизан при формировании ЧК на местах? — спросил Ильич, и с этого момента все его внимание переключилось на работу сибирских чекистов. — Хватало ли стойких, проверенных коммунистов для организации ЧК?
— Да, Владимир Ильич! Феликс Эдмундович прислал достаточно товарищей из центра. Мы брали для работы лучших людей на местах.
Как идет проверка пленных? Быстро ли освобождаются насильно мобилизованные крестьяне? Куда и как направляются пленные офицеры? Что из себя представляют кулацкие мятежи, связаны ли они между собой? — эти и другие вопросы о работе ЧК интересовали Ленина.
Я все время держал в уме: «Владимир Ильич и без меня очень занят. Я не имею права задерживать его длинными разговорами». Ильич не торопил меня, но я старался отвечать как можно четче и короче.
Когда разговор окончился, Владимир Ильич встал и, прощаясь, сказал:
— А знаете, товарищ Уралов, славный подарок прислали омские рабочие! Хлеб для нас сейчас — это все. Большое им спасибо.
И Ленин крепко-крепко пожал мне руку.
Я. Буйкис
ПРОСЧЕТ ЛОККАРТА
Весной 1918 года я с товарищами по полку приехал в Москву. Прямо с вокзала мы направились в латышскую секцию городской партийной организации — она помещалась на Покровке, 41. Там нам предложили работать в ВЧК.
— В ВЧК? — с недоумением спросили мы. — А что это за организация?
— Она занимается борьбой с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией. Ее возглавляет товарищ Дзержинский, — ответили нам. — Там нужны боевые, знающие военное дело люди. ВЧК необходима для революции.
— Ну, раз нужно для революции, пойдем туда работать, — сказали мы.
С бумагой от латышской секции мы поехали на Большую Лубянку, 11. Мы поднялись на второй этаж и прошли в кабинет Дзержинского — среднего размера комнату, обставленную скромной мебелью: простой письменный стол с двумя телефонами, к нему примыкал длинный стол для посетителей. На стенах портреты Маркса, Энгельса, Ленина. За ширмой стояла кровать. Сидевший за письменным столом и что-то писавший человек выглядел сосредоточенным и серьезным.