Особое мясо - [29]

Он садится на пол и достает сигарету. Когда он оглядывает граффити и рисунки, его внимание привлекает одно изображение. Это маска, которую кто-то нарисовал с большим мастерством. Она похожа на венецианскую маску. Рядом с ней большими черными буквами написано: «Маска кажущегося спокойствия, мирского спокойствия, радости, одновременно маленькой и яркой, от незнания, когда эта вещь, которую я называю кожей, будет содрана, когда эта вещь, которую я называю ртом, потеряет плоть, которая ее окружает, когда эти вещи, которые я называю глазами, наткнутся на черную тишину ножа». Это не подписано. Никто не выцарапал ее и не нарисовал поверх, но слова и образы окружают ее. Он читает некоторые из тех, что написали люди: «черный рынок», «почему бы тебе не порвать это», «мясо с именем и фамилией вкуснее всего!», «радость? Маленькая и яркая? Серьезно? ЛОЛ!», «потрясающий стих!!!», «после комендантского часа мы сможем тебя съесть», «этот мир — дерьмо», «YOLO», «О, ешь меня, ешь мою плоть / О, среди каннибалов / О, не спеши меня разделывать / О, среди каннибалов / Soda Stereo навсегда».

Пока он пытается вспомнить, что означает «YOLO», он слышит звук. Он замирает. Это слабый крик. Он встает и идет через серпентарий к одному из самых больших окон. Оно целое.

Ему трудно что-либо разобрать. На полу лежат сухие ветки, грязь. Но он видит, что тело шевелится. И вдруг поднимается крошечная голова. У нее черное рыло и два коричневых уха. Затем он видит еще одну голову, и еще, и еще.

Он стоит и смотрит на них, думая, что у него галлюцинации. Затем он чувствует желание разбить стекло, чтобы потрогать их. Сначала он не понимает, как они туда попали, но потом осознает, что это три террариума, соединенные дверями, и что стекло вокруг двух из них разбито. Они находятся не на уровне земли, поэтому, чтобы войти в них, ему нужно подняться. Он встает на четвереньки и пролезает через дверь в самый большой террариум — тот, что посередине, где находятся щенки. Дверь открыта. Террариум широкий и довольно высокий. Он думает, что в нем могла бы поместиться анаконда или питон. Щенки скулят, они напуганы. Конечно, думает он, они никогда в жизни не видели человека. Он ползет осторожно, потому что пол усыпан камнями, сухими листьями, грязью. Щенки лежат под ветками, которые неплохо их укрывают. Ветви, вокруг которых мог бы обвиваться удав, думает он. Они свернулись калачиком рядом друг с другом, чтобы согреться и защитить себя. Он садится рядом, но не трогает их, пока они не успокоятся. Затем он начинает гладить щенков. Их четверо, они тощие и грязные. Они обнюхивают его руки. Он берет одного из них на руки. Он почти ничего не весит. Сначала он дрожит, но потом начинает отчаянно двигаться. Он мочится от страха. Остальные лают, скулят. Он обнимает щенка, целует его, пока тот не успокаивается. Щенок проводит языком по его лицу. Он смеется и тихо плачет.

22

Со щенками он теряет счет времени. Они играют в нападения на него, пытаются поймать ветки, которые он перебирает в воздухе. Они кусают его руки своими крошечными зубками, и это почти щекотно. Он хватает их за головы и осторожно трясет, как будто его рука — это пасть чудовищного зверя, который охотится за ними. Он нежно дергает их за хвосты. Когда они скулят и лают, он тоже это делает. Они лижут ему руки. Все четверо щенков — самцы.

Он дает им имена: Джаггер, Уоттс, Ричардс и Вуд.

Щенки бегают по террариуму. Джаггер кусает Ричардса за хвост. Вуд кажется спящим, но внезапно встает, хватает ртом одну из веток и трясет ею в воздухе. Но Уоттс недоверчив, он обнюхивает этого человека в террариуме, затем играет вокруг него, обнюхивает его и лает, после чего неуклюжими движениями взбирается на его ноги. Он нападает на Уоттса, щенок немного плачет и щиплет его за руку, виляя хвостом. Затем Уоттс прыгает на Ричардса и Джаггера. Он нападает на других щенков, но они бегут за ним.

Он думает о своих собаках. Паглизе и Коко. Ему пришлось зарезать их, зная, подозревая, что вирус — это ложь, придуманная глобальными силами и узаконенная правительством и СМИ. Он думал бросить своих собак, чтобы избежать необходимости убивать их, но он боялся, что их будут пытать. Оставлять их у себя было бы гораздо хуже. Они все могли быть замучены. В те времена продавались инъекции, чтобы домашние животные не страдали. Они продавались везде, даже в супермаркете. Он похоронил Паглизе и Коко под самым большим деревом во дворе. Они втроем сидели под его тенью во второй половине дня, когда стояла сильная жара, а ему не нужно было работать на перерабатывающем заводе отца. Пока он потягивал пиво и читал, они были рядом с ним. Он брал с собой старый отцовский портативный радиоприемник и слушал программу, в которой исполнялся инструментальный джаз. Ему нравился ритуал, когда нужно было настроиться на станцию. Время от времени Паглизе вставал и гнался за птицей. Коко поднимала сонную голову и смотрела сначала на Паглизе, потом на него, что, по его мнению, означало: «Паглизе сошел с ума, сошел с ума. Но мы любим его таким, какой он есть, сумасшедшим», и он всегда гладил ее по голове, улыбался и тихо говорил: «Милая Тейлор, моя прекрасная Коко». Но когда приходил его отец, Коко была совсем другой собакой. Она не могла сдержать своего счастья. Что-то зажглось внутри нее, неработающий двигатель, и она начала прыгать, бегать, вилять хвостом, лаять. Когда она видела его, как бы далеко он ни находился, она бросалась в его сторону и прыгала на него. Он всегда встречал ее с улыбкой, обнимал, брал на руки. Коко по-разному виляла хвостом для своего отца, так она узнавала, что отец рядом. Она делала это только для человека, который нашел ее на обочине шоссе, свернувшуюся калачиком, грязную, несколько недель от роду, обезвоженную, на грани смерти. Его отец держал Коко рядом с собой двадцать четыре часа в сутки; он отнес ее на завод и ухаживал за ней, пока она не начала отвечать. Он считает, что убийство Коко было еще одной из причин психического расстройства его отца.