Особо сложные дела - [16]

Накануне отъезда Русанов возвратился в гостиницу поздно вечером. Из ресторана доносилась музыка. Почему бы не зайти и не послушать? Заняв у окна свободный столик, Русанов спросил бутылку лимонада. Слушая вальс Штрауса, он рассеянно оглядывал посетителей… Неподалеку от него мелькнуло что-то зеленое. Всмотрелся. Опять они! За соседним столиком. Субъект смотрел в окно, а его спутница в зеленом, затаенно улыбаясь, щурила ласковые карие глаза на Русанова.

Оркестр заиграл румбу. Надоевший Русанову субъект пригласил свою спутницу на танец, и они поднялись, оставив на столике зеленую сумку.

В это время Русанову подали лимонад. Напиток показался ему на редкость приятным. Наблюдая за танцующими, за пестротой и причудливыми сочетаниями красок. Русанов вдруг почувствовал тошноту. Поднялся, но тут же потерял устойчивость; столики, музыканты — всё плавно перевернулось и, свертываясь гигантским штопором, исчезло.

Русанов очнулся, ощущая ноющую боль во всем теле и шум в голове. Он лежал в какой-то мрачной каморке на железной, жесткой койке. Против него на стуле сидел средних лет человек в белом халате и держал его за руку, видимо, нащупывая пульс.

— Ну, слава богу! — сказал незнакомец с облегчением.

Он объявил себя врачом и сказал, что Русанов впал в глубокий, опасный обморок. Это случилось вчера вечером в ресторане. Сейчас он находится в полицейском участке…

— В участке? — с удивлением переспросил Русанов.

Врач несколько смущенно ответил, что после каждого серьезного происшествия здесь принято приглашать в полицию.

Возможно, доктор сказал бы еще кое-что, но в эту минуту вошел мужчина в сером костюме, полный, румяный.

— Как чувствуете себя, наш гость? — спросил он.

— Удовлетворительно, господин начальник, — учтиво ответил доктор.

— Если я задам несколько вопросов, это не повредит его здоровью?

— Я совершенно здоров, — отозвался Русанов, поднимаясь с койки. — Можно узнать, почему я попал сюда?

— Я думаю, господин Руссо, состояние вашего здоровья позволит нам отпустить доктора?

Когда доктор откланялся, начальник полиции заговорил. Он отказывается верить, чтобы такой приятный молодой человек, да еще с таким благозвучным именем, способен был на преступление. Очевидно, здесь недоразумение. Дело в том, что вчера вечером в ресторане у молодой, весьма обаятельной особы, супруги одного почтенного господина, похитили сумочку. Сумочка, конечно, сама по себе ценность небольшая, но в ней находились драгоценности. Вором дама считает… его, Руссо…

Русанов вздрогнул: что за фокусы!

Начальник несколько раз прошелся по камере, потом остановился против Русанова и, взяв его за руку, вкрадчиво проговорил:

— Я тоже был молод, горяч и, если хотите, опрометчив. Всё же не до такой степени, как вы, молодой человек. Напрасно вы так нагрубили и ему и, особенно, ей. Это, конечно, не признак вашей правоты. А потом, ваш обморок… Как его объяснить? Возможно, это была симуляция…

— Как вы смеете?!

— Спокойно, молодой человек, спокойно! — повысил голос начальник полиции и, почти толкнув Русанова на койку, вышел из камеры.

У Русанова сжалось сердце: он вспомнил, что с ним нет документов, оставил их в гостинице, когда переодевался.

Через полчаса начальник полиции вернулся. Он казался недовольным, но речь свою повел в прежнем благожелательном тоне.

Конечно, ничего не стоит погубить неопытного юношу: ведь обстоятельства сложились для него весьма неблагоприятно, факт хищения сумки неоспорим!

Однако он, начальник, не просто блюститель порядка и закона, он еще и человек! И вот совесть подсказывает ему, что перед ним невинный. Если бы подозреваемый господин Руссо похитил ценности, то они либо были бы обнаружены у него при обыске, либо возникло бы предположение, что господин Руссо успел передать украденное соучастникам. Но полицией установлено, что он ни кем не общался. Следовательно, вынос и передача ценностей другим — исключаются. Таким образом, обвинение его в воровстве, безусловно, отпадает. Вывод: драгоценности похитил кто-то другой. И он, начальник, дал уже задание поймать действительного преступника. Господина же Руссо он готов отпустить немедленно. Вот и всё.

Русанов повеселел. Стало быть, неприятная история закончилась благополучно. А всё же остается непонятным — с какой целью его оклеветали и доставили в полицию? И откуда здесь узнали про «Руссо»?

— О, святая наивность! — засмеялся начальник. — Я рад, очень рад, что не ошибся. Молоды вы еще, господин Руссо. Отвечаю на ваши вопросы: первое — о клевете. Это не клевета. Люди, потеряв ценности, хотят их вернуть. Надо понять их отчаяние. Второе — о вашем имени. Вы напрасно хотите отказаться от него. Правда, у вас нет документов и я лишен возможности проверить. Однако у вас сохранилось неотправленное письмо невесте, где вы подписались: «Жан-Жак Руссо»… Не надо, не возражайте, не оправдывайтесь. На этом мы с вами пока и закончим нашу беседу. В своем сердце я сохраню вас надолго. Объявляю вас свободным. Во дворе ждет машина.

Когда Русанов вышел, начальник сказал внушительно:

— В интересах дела об этом недоразумении забудьте. Разболтаете — навредите себе и… мне. Учтите, что я подошел к вам по-отечески чутко и только в ваших интересах.