Особо опасный преступник - [26]

О.Е. Фрейеров также наблюдал несколько случаев наличия синдрома одичания у психически больных. Один из них, О., в 40-х гг. в связи с разными правонарушениями трижды направлялся на экспертизу в институт им. Сербского и каждый раз в течение первых 4-5 месяцев обнаруживал одинаковое по симптоматике кататоническое реактивное состояние с элементами так называемого регресса личности. О. на вопросы не отвечал, все время лежал в постели, укрывшись с головой одеялом, с жадностью набрасывался на пищу, съедал все прямо ртом из миски или хватал руками, оправлялся под себя. Фрейеров объясняет такое поведение косностью патодинамической структуры, которая длительное время после исчезновения психотравмирующей ситуации полностью не ликвидируется и вновь оживает при новых психогенных воздействиях, обусловливая развитие тождественного предыдущему психопатологического синдрома. Таким образом, патофизиологическое объяснение заключается в предположении о возможном оживлении под влиянием новой психогенной вредности косного и длительно сохраняющегося "больного пункта" в коре мозга.

В этом объяснении не совсем ясно, об оживлении чего идет речь и что представляет собой косный и длительно сохраняющийся "больной пункт". Возможно, под косностью автор имеет в виду какие-то древние, архаичные формы, неожиданно пробудившиеся в нем под влиянием новых психогенных факторов. Скорее всего, речь идет просто о повторении в поведении О. его же прежних поступков - ведь он помещался в институт им. Сербского три раза, и во всех случаях наблюдались описанные выше дикие действия. Но в таком случае непонятно, что оживлялось у больного, когда он в первый раз демонстрировал регрессивное поведение.

Фрейеров отмечает, что клиническая картина, выражающаяся в регрессе на более ранние онто- и даже филогенетические формы поведения, была обнаружена и патофизиологами, которые видели в ней проявление расторможения подкорковых областей при торможении отдельных участков коры. Фрейеров ссылается на выводы О.И. Нарбутович о том, что у кататоников наряду с торможением высших безусловных реакций наблюдается расторможение примитивных, рудиментарных рефлексов - хватательных, ползательных и сосательных. Но, как мы видим, во всех этих рассуждениях нет ответов на неизбежно возникающие здесь вопросы: что понимается под примитивными, рудиментарными рефлексами, почему растормаживаются они, а не какие-нибудь другие, каким образом происходит растормаживание, в чем смысл и значение подобных явлений, почему вообще все это возникает.

Нельзя не обратить внимание на высказанное Фрейеровым соображение о том, что не всегда можно установить прямую корреляцию между тяжестью врожденного слабоумия (регресс личности он анализировал в рамках олигофрении) и глубиной ее регресса в реактивном состоянии. Иногда выраженная симптоматика регресса личности наблюдалась у относительно неглубоких олигофренов с психопатическими чертами характера. Однако чем большее место в клинической картине занимает расторможение низких влечений (обнаженное выявление главным образом пищевого и полового рефлексов), тем чаще речь идет о более глубоких степенях умственной недостаточности.

Из этих наблюдений можно сделать ряд важных выводов или, точнее говоря, высказать некоторые гипотезы. Синдром "одичания" не наблюдается, понятно, среди здоровых, и его наличие неизбежно приводит к констатации психического расстройства. Если большая частота расстройств низких влечений действительно соответствует более глубокой степени умственной недостаточности, то, по-видимому, болезнь, наступая, высвобождает место для архаичных проявлений. Иными словами, в каких-то пока неизвестных случаях эти проявления заполняют некий спонтанно образовавшийся вакуум, а наступление болезни, возможно, предполагает наступление более поздних форм психической жизни.

Анализ поведения некоторых преступников, признанных вменяемыми с констатацией определенных расстройств психики, создает впечатление, что какие-то темные, лишь смутно угадываемые силы ищут выхода в их недифференцированном и нерегулируемом насилии. Это не агрессивность первобытных людей, которые так не вели себя, а их наступательные действия преследовали определенные цели и отнюдь не были лишены смысла. Это и не агрессивность животных, которая необходима для них и поэтому рациональна. Скорее это насилие, так сказать, в чистом, первозданном виде, как незамутненное проявление некой еще неведомой силы, некой неизбежности, фатума, существующих абсолютно независимо от какой-либо внешней среды или ситуации и поражающих своих избранников. Это, видимо, находящееся под влиянием психического расстройства насилие. В момент брутального взрыва окружающее для них не существует, и не случайно психиатры отмечают неудержимый характер их агрессии. Грубое насилие часто выступает в качестве простейшего и в то же время универсального способа удовлетворения примитивных, даже животных потребностей.

Конечно, некоторые вменяемые убийцы, например сексуальные маньяки, тоже бывают неимоверно жестоки. Однако они резко отличаются от буйствующих психически больных тем, что всегда или почти всегда поступают в соответствии со складывающимися внешними обстоятельствами. Именно это часто позволяет им долго избегать уголовной ответственности. Агрессия таких преступников в большинстве случаев строго дифференцирована, и они, как правило, не нападают на всех без разбора, лишь повинуясь инстинкту тотального уничтожения.