Особо опасен - [53]

В ответ Брю пролепетал какие-то общие слова.

— Ты встретился со своим осведомителем в безопасной хавире на окраине Москвы. У тебя посольское прикрытие, и ты потратил целый день, чтобы приехать туда незамеченным. У тебя на все про все не больше часа, и ты все время прислушиваешься к шагам на лестнице. Он передает тебе через стол микрофильм, а ты вытягиваешь из него информацию и одновременно инструктируешь. «Почему генерал такой-то сказал вам именно это? Расскажите мне о ракетном полигоне таком-то. Как вам наша новая система оповещения?» Но осведомитель тебя не слушает. По его щекам бегут слезы, а на языке только одно: как он изнасиловал сногсшибательную девушку. И вот теперь она его любит и должна родить ему ребеночка. На свете нет человека счастливее его. Он думать не думал, что такое бывает. Я за него рад, и мы пьем за ее здоровье. «За Елену!» или как там ее звали. За будущего ребенка, да хранит его Господь. Вот вам моя работа, по крайней мере в недавнем прошлом. Отчасти шпион, но главным образом социальный работник. Мне осталось семь месяцев. Только Всевышний знает, куда я подамся. Частные охранные компании обхаживают меня со всех сторон. Но, между нами, я бы предпочел поразмышлять на досуге о прожитой жизни, — добавил он с обезоруживающей интонацией, сопроводив ее печальной улыбкой, на которую Брю постарался ответить такой же. — Вот вам портрет влюбленного Владимира, — продолжил Форман уже веселее. — И, как всякая великая любовь, длилась она недолго. Как только она родила мальчика, семья подослала одного из ее братьев убить предательницу. Владимир был в отчаянии. Когда его часть перевели в Москву, чтобы там расформировать, он забрал мальчика с собой. Его законная супруга была не в восторге. Она сразу сказала мужу, что не собирается воспитывать черножопого ублюдка. Но Владимир от него не отказался. Он полюбил ребенка, рожденного единственной и неповторимой, и сделал его наследником своего грязного фонда. Дело было сделано, и точка.

Конец истории? Форман вздернул брови и пожал плечами — дескать, так уж устроен мир, ничего не попишешь.

— И что дальше? — спросил Брю.

— А дальше, Томми, колесо истории совершило полный оборот. Прошлое прошлым, а сын Владимира унаследовал состояние своего отца и должен вот-вот нанести визит сыну Эдварда Амадеуса, чтобы потребовать свою законную долю.

#

На этот раз Брю не поддался так легко, как они, кажется, ожидали. Он вживался в новую, еще не совсем понятную для себя роль.

— Прошу прощения, — начал он после раздумчивой «банкирской» паузы. — Мне очень не хотелось бы испортить вам веселье, но я уверен почти на сто процентов, что если я сейчас вернусь в банк и подниму все липицанские досье, чтобы выяснить, кто из наших клиентов больше всего соответствует вашему описанию, с учетом конкретных разъяснений в отношении наследника…

Он мог не продолжать. Форман тут же извлек из кармана пиджака белый конверт, напомнивший Брю некие салфеточки: в них были завернуты такие аккуратные липкие кусочки свадебного торта, которые его дочь Джорджи послала отсутствующим друзьям по случаю своего короткого бракосочетания с пятидесятилетним художником по имени Миллард. В конверте лежала карточка с фамилией Карпов, написанной шариковой ручкой. А на оборотной стороне — Липицан.

— Вспоминаете? — спросил Форман.

— Фамилию?

— Естественно. Не лошадь. Человека.

Но Брю отказывался обратиться в бегство. В нем росло этакое ослиное упрямство, выходившее далеко за пределы банкирского благоразумия. Оно также выходило за пределы редких вспышек шотландской строптивости, приходивших невесть откуда, но он умел их быстро гасить. В его упрямстве было несколько составляющих, и со временем он сумеет отделить одну нить от другой, но в эту минуту он уже знал, что в этом переплетении каким-то образом присутствует Аннабель Рихтер, которая нуждается в его защите, а значит, в ней нуждается и Исса. Сейчас он ответит в привычной для себя уклончивой манере. Он, по выражению Эдварда Амадеуса, «свернется в клубок» и выставит иголки. Отделается минимумом информации и предоставит им самим заполнить паузы.

— Мне надо проконсультироваться со своим старшим кассиром, — заговорил он. — Каждый Липицан в нашем банке — это отдельная история. Так было задумано моим отцом.

— Открыли Америку! — воскликнул Форман. — Это из вас приходится тянуть каждое слово, а ваш батюшка был тот еще болтун! Я как раз перед вашим приходом говорил это Йену. Что, нет?

— Точно. Буквально этими словами. — Миниатюрный Лампион одарил их своей чудесной улыбкой.

— Тогда вы, наверное, знаете про эти счета больше моего, — предположил Брю. — Боюсь, что для меня Липицаны — довольно темная история. Вот уже лет двадцать они сидят в моем банке, как этакие занозы.

Лампион, в отличие от Формана, не подался вперед, чтобы придать беседе больше доверительности, но, как и Форману, повышать голос, чтобы перекричать музыку, ему не пришлось.

— Томми. Опишите нам процедуру. Если этот парень либо тот, кого он направит, снабдив его необходимым паролем или рекомендациями, завтра войдет в ваш банк…

— Я вас внимательно слушаю, — вставил Брю. А мог сказать иначе: мы с Аннабель вас внимательно слушаем.