Особенности эльфийского воспитания - [15]

Юноша сам не понимал, что с ним такое случилось. Это вряд ли вопрос настроения, как ему показалось. Возможно, в его ослабевшем страхе перед Нээль играло роль его болезненное, отчасти апатичное состояние. А, может, хотя на ритуале он так и не завладел ее чувствами, они просто стали ближе. В человеческом смысле.

Так или иначе, даже когда эльфийка избавилась от верха, обнажив бюст, Берт созерцал ее без смущения.

Нээль вдруг замерла, остановив на нем взгляд больших синих глаз. Она рассматривала его со своим обыкновенным холодным любопытством, не торопясь надевать ночное платье. Подросток вспомнил тот момент в кабинете служанки, когда эта женщина впервые показала ему грудь. Тогда он был шокирован, сейчас же он довольно-таки отстраненно оценивал совершенство форм.

— Тебя просто не узнать, — наконец, сказала она.

— Да уж. Наверное, я выгляжу настолько плохо, что меня мать родная не узнала бы, — не слишком весело усмехнулся юноша.

Эльфийка как-то странно посмотрела на него, после чего оделась.

— Я не о том. Ты не хочешь меня. Нет похоти.

Если бы не абсолютно спокойный тон, Берт бы подумал, что она обиделась.

— После такого, тетя Нээль, я еще очень долго ничего не захочу.

— Отныне ты будешь более сдержан, — уверенно сказала женщина, присаживаясь.

— Потому что меня...инициировали, и теперь я оалви?

— Да.

Берт почесал затылок. Его спутница не торопилась спать, вместо этого она снова взяла книгу и стала читать, лежа на животе и качая босыми ногами в воздухе, как школьница. В былые времена мальчик не остался бы равнодушен к этому, но сейчас сама мысль о сексуальном возбуждении отдавала болью.

— А другие...участники ритуала в таком же, как я, состоянии?

— В ком больше нашей крови, тот легче переносит такие вещи, — ответила Нээль, не отрываясь от текста.

— Нам еще долго ехать?

— Послезавтра будем дома.

— А Осом-Шиаль осталась в деревне? — Берту не очень нравилось заваливать Нээль вопросами, но любопытство распирало его.

— Да, на пару дней. Потом вернется в город. Можно даже организовать вашу встречу. Она ведь тебе понравилась? — женщина взглянула на юнца с легкой улыбкой.

— Э-э... — протянул тот, залившись краской, — Да. Конечно.

Они помолчали какое-то время. Берту не хотелось спать, и было довольно скучно, но утомлять тяжелую голову чтением не тянуло.

На языке крутился вопрос, казавшийся парню очень важным.

— Тетя Нээль.

— Да?

— Вы знали мою мать?

— Я твоя мать.

— Что, простите? — Берт решил, что не расслышал.

Нээль бросила на него долгий серьезный взгляд.

— Я твоя мать, — с расстановкой повторила она.

С полминуты мальчик просто смотрел перед собой.

— Ты шутишь?..

Впервые в жизни он обратился к Нээль на «ты».

Она села на койке, не сводя с побелевшего юноши взгляд.

— Я похожа на шутницу?

Берт еле нашел в себе силы помотать головой.

Женщина повернулась лицом к окну, за которым не было видно ничего, кроме проносящихся мимо редких огней.

Одного этого открытия было достаточно, чтобы оставить подростка без сна на ночь. Но тетя Нээль сочла нужным продолжить демонстрацию скелетов из семейного шкафа.

— Я хочу, чтобы ты очень внимательно меня выслушал, не задавая вопросов, — хладнокровно начала Нээль, — Опыт, полученный в ритуале, должен помочь тебе понять, если ты позволишь ему. Итак, ты должен будешь безоговорочно принять четыре вещи. Первое: я твоя мать. Я давно знакома с твоей семьей. Второе: я мать Мегеналь. Она твоя сводная сестра. Третье: я так же мать твоего отца. Да, я очень давно знакома с твоей семьей, и мне гораздо больше лет, чем на вид.

Женщина прервалась, внимательно изучая выражение лица Берта.

Он смотрел на Нээль стеклянными глазами. Ему подумалось, что она прямо сейчас перед его очами сходит с ума, настолько невероятную чушь она несла, и от этого стало жутко. Но даже перспектива ее безумие было гораздо более приемлемой, чем правдивость ее слов, потому что в этом случае сумасшествие грозило самому Берту.

Довольно долго ничего не происходило. Двое сидели друг напротив друга, одна всматривалась во тьму за окном поезда, другой — во тьму внутри себя. Последняя была значительно более непроглядной.

Женщина неожиданно переместилась на койку Берта, буравя того невыносимо спокойным взглядом ледяных глаз.

— Я не договорила о четвертой вещи, которую ты должен уяснить, — тихо сказала она, — Я тебе больше, чем мать. Ты состоишь из меня на три четверти, а не наполовину, как все сыновья. И твой отец, и ты были сделаны зачаты намеренно, а не случайно, как многие сыновья. Вы — это часть замысла, а замысел — это и есть четвертая вещь. Я хочу предоставить тебе выбор, Ты узнаешь о ней в любом случае, но я могу раскрыть тебе этот замысел либо сейчас, либо позднее. Выбирай.

Берт чувствовал себя жуком на ладони этой страшной женщины, мелочью в ее кармане, пешкой на ее шахматной доске. Только ее замораживающий взор не давал слезам катиться по его щекам.

— Сейчас, — бесцветно прошелестел мальчик. Черт с ним, с рассудком, подумал он. Может, сумасшедшим быть не так тяжко.

— Хорошо. Ты выбрал. Итак, я и дальше займусь твоим воспитанием, а когда ты будешь готов, мы предпримем необходимые шаги для того, чтобы сделать тебя императором. С твоим отцом это было рано еще рано делать, но с тобой возможно — я все предусмотрела. Ты будешь править государством, и с моим опытом достигнешь колоссальных успехов. Тебя будут помнить столетия, как когда-то меня. И я прослежу, чтобы ты воплотил в жизнь кое-какие идеи относительно моего когда-то великого народа. Вероятно, я даже официально выйду за тебя замуж — под новой личиной, конечно. Если общество будет готово. А когда один из величайших правителей сойдет со сцены, да здравствует новый — я к тому моменту воспитаю нескольких наследников. Часть рожу я, часть — возможно, Мегеналь. В том, что будет дальше, ты участие, конечно, не принимаешь, но все, что до — твоя судьба. Ты можешь похвастаться, что знаешь ее, и многие бы что угодно продали за такую судьбу, а я же просто подарю ее тебе. И буду всегда рядом, чтобы подкорректировать ее курс, — Нээль рассуждала о своих планах без излишнего пафоса, волнения или даже особой увлеченности. К сожалению для Берта, не было в ее взгляде ни искорки безумия, которую он так отчаянно хотел там найти. Сжавшись в комок и закутавшись в одеяло, он смотрел на нее, как кролик на Господа Бога.