Особенная - [39]
Она не могла не гордиться своим прекрасным, благородным женихом!
Иногда они ездили втроем с Анатолием, когда он приходил из корпуса, или с Бэтси, часто наведывающейся к Лике, в театр и, замирая от восторга, слушали оперы, которые так любила Лика. В честь молодой пары устраивались обеды, рауты, вечера среди друзей. Князя очень любили и уважали в свете и всячески стремились почтить его и его юную невесту. Лика писала теперь уже менее длинные письма тете Зине, признаваясь, что счастье немного закружило ее и что она решительно не может понять, куда теперь уходит так много времени. И тут же, попутно, давала обещание как можно скорее войти в обычную колею и снова приниматься за обычную работу в питомнике и других благотворительных учреждениях, которые должны были быть учреждены к концу года щедрыми руками князя.
XX
«Ваша любимица Танюша опасно занемогла. Зовет вас в бреду и в сознании. Ради всего дорогого приезжайте, Лидия Валентиновна! Ребенок очень привязан к вам и вы усладите своим присутствием ее последние минуты. Почтительно преданная вам Валерия Коркина».
— Танюша! Боже мой, Танюша! Она умирает! — дрожа и волнуясь, произнесла Лика, нервно комкая в руках злополучное письмо. — Когда вы его получили, Феша?
— Вчера с посыльным. Вы из театра поздно приехали, барышня, я и не посмела вас беспокоить к ночи! — самым обстоятельным образом доложила расторопная служанка.
— Опасно занемогла вчера, а сегодня, может быть, уже без дыхания… Ужас! А я-то! Я-то забросила их, малышей моих! Ради своей глупой беспечности забросила! — мысленно казнила себя Лика. — По театрам да раутам разъездилась, ради удовольствий всяких жертвовала этой милой детворою… Хороша благотворительница, нечего сказать! — злорадно прибавила она, исполненная самоуничижения и негодования к своей особе. — Ехать во что бы то ни стало, ехать туда сейчас же. Танюша! Умненькая, тихонькая, голубоглазая Танюша, так доверчиво глядевшая на всех своими огромными глазами, и вдруг она умрет! Умерла уже, быть может! Танюша! Танюша! Какой ужас! Какое несчастье!
Лика дрожащими руками застегивала на себе пальто, завязывала вуаль, и ее сердце билось в груди тревожным боем.
Через полчаса она уже мчалась по Васильевскому острову в своей карете, по дороге в питомник.
— Слава Богу, вы приехали, Лидия Валентиновна! — встретила молодую девушку надзирательница. — Но что с вами? Вы больны были? Отчего мы вас не видели так давно?
— Я, нет… разве долго? — смутилась молодая девушка. — Что Танюша! Ей лучше? Хуже? Да?
— Плоха Танюша! Вряд ли выживет! Жаль девочку! Такая хорошенькая, нежненькая… Самая ласковая изо всех наших детей! — печально роняла надзирательница.
— Умрет! — едва удерживая слезы, глухо проронила упавшим голосом Лика. — Но… но почему же вы раньше не дали мне знать об этом? — с упреком бросила она Коркиной.
— Да помилуйте, Лидия Валентиновна! Вы сами должно быть были больны! — оправдывалась та. — Кто бы вас посмел беспокоить? И потом, ухудшение в последние три дня началось только. Мы вас зря беспокоить не хотели. Если бы вы здоровы были, приехали бы сами! А раз вас нет, значит, больны. Иначе и быть не могло!
— Иначе и быть не могло! — эхом откликнулась Лика, в то время как ее сердце сжалось вполне заслуженным упреком. Она отлично поняла, что добрый князь не хотел тревожить ее в счастливые минуты и о Танюшином недуге умышленно не сказал ни слова. А она-то! Ни разу не навестила питомника за все время. О, как жестоко, как несправедливо было с ее стороны уйти в свое эгоистическое счастье, забыв обо всем остальном мире. Разве эти дети, маленькие, жалкие сироты, призреваемые здесь в питомнике, не брошены были ею на произвол судьбы за все это время?
— Где Танюша? — резко произнесла она, желая замаскировать охватившее ее волнение.
— Пожалуйте. Я ее у себя в комнате держу: в детской совсем невозможно, ребята беспокоят. Сила Романович пожертвовал опять на устройство лазаретной палаты, по этой лестнице же велел нанять небольшую квартиру.
— Сила Романович… да… да… хорошо! — как во сне роняла Лика.
Страх за Таню, раскаяние, угрызение совести, негодование на себя, все смешалось в душе Лики, все слилось в один сплошной мучительный хаос.
— Тетя Лика приехала! Кто скорее к тете Лике! — услышала она веселый голос Федюши, и вся орава детишек бросилась навстречу к ней.
— Ты больна была? Отчего не ехала? А мы ждали, ждали! Танюша захворала… Кричит все время… Страшно! Доктор ездит, такой важный с очками на носу! Страсть! — докладывали ей со всех сторон ребятишки.
— Милые вы мои… — бегло ласкала их мимоходом Лика, — соскучилась я без вас. Постойте-ка, сейчас к Танюше схожу и вернусь к вам снова.
Она нежно отстранила от себя прильнувшего к ней Федю, кивнула остальным и быстро направилась в комнату Коркиной.
На широкой постели надзирательницы вся красная и пылающая, как огонь, лежала Танюша. Белокурые локоны растрепались по подушке, окружив точно сиянием исхудалое и заострившееся личико больной. Глаза девочки были широко раскрыты и блестели нестерпимым, горячечныы блеском. Засохшие губки с трудом выпускали горячее дыхание.
