Особая папка «Барбаросса» - [59]

Решает следующее: как долго мы можем выдержат такое положение? Россия в настоящее время не опасна. Она ослаблена многими внутренними событиями, а кроме того, у нас с ней договор. Однако договоры соблюдаются только до тех пор, пока они целесообразны... Мы сможем выступить против России только тогда, когда у нас будут свободны руки на Западе»[188].

Обратите внимание на фразу: «Мы сможем выступить против России только тогда, когда у нас будут свободны руки на Западе».

Иными словами: план операции на Западе рассматривался все в том же принципиальном ракурсе — под углом зрения будущей войны против Советского Союза!

Были и другие — дополнительные — соображения в пользу удара против Запада. Так, Гитлер хотел обезопасить Рурскую область, свой главный арсенал.

— У нас есть одна ахиллесова пята, — говорил Гитлер, — это Рурская область. От владения Руром зависит ход войны. Если Франция и Англия через Бельгию и Голландию нанесут удар по Рурской области, мы подвергается огромной опасности. Немецкое сопротивление придет к концу. На компромиссы надеяться нечего: победа или поражение. При этом речь идет не о судьбе национал-социалистской Германии, а о том, кто будет господствовать в Европе...

Как видим, Гитлер все время возвращался к своей генеральной идее, идее господства в Европе. Во имя этой цели и была разработана операция «Гельб» — поход против Франции.

Эта операция началась в 5 часов 35 минут 10 мая 1940 года и развивалась необычайно быстрыми темпами, завершившись к 25 июня. Будущий генерал бундесвера, а тогдашний майор танковых войск граф Иоганн Адольф фон Кильманзегг писал по этому поводу в своей книге «Танки между Варшавой и Атлантикой»: «Мы можем доложить, что выполнили задачу, возложенную на нас историей, Германией и фюрером»[189].

Правда, разгромив Францию, Гитлер не торопился взяться за уничтожение Англии. Ему казалось, что после краха Франции Англия без промедления капитулирует и, более того, присоединится к германо-итальянскому блоку. Именно об этом он говорил 2 июня 1940 года, в разгар французской кампании, когда появился в штабе генерал-фельдмаршала фон Рундштедта в Шарлевиле, чтобы задним числом объяснить свой приказ об «остановке» немецких танковых войск перед Дюнкерком.

По поводу этого приказа до сих пор идет спор. Многие исследователи (в том числе и советские, например, большой знаток этого периода полковник В. И. Дашичев) приводят весьма убедительные соображения в пользу того, что решение Гитлера в основном имело военные резоны, а политические расчеты играли второстепенную роль. Но разве последние можно сбрасывать со счетов? Так, генерал Йодль занес в свой дневник запись, что 20 мая Гитлер во время оперативного совещания заметил: «Англичане могут немедленно получить сепаратный мир, если отдадут колонии»[190].

На следующий день представитель Риббентропа при генеральном штабе Хассо фон Этцдорф доложил Гальдеру: «Мы ищем контакт с Англией на базе раздела мира»[191].

Об этом же впоследствии вспоминал Кейтель: «После краха Франции он [Гитлер] надеялся на быстрое прекращение войны с Англией. И я знаю, что были предприняты соответствующие зондажи...»[192].

Когда же 2 июня 1940 года Гитлер прибыл к Рундштедту (к которому питал особую симпатию), то он, не упоминая о своих зондажах, говорил о своих целях. По его словам, Англия должна была лишь признать гегемонию Германии на континенте и даже могла не возвращать колонии. Главное: «настало время разделаться с большевизмом»[193].

Так по невидимой спирали мысли фюрера возвращались все к тому же пункту — уничтожению большевизма.

Идея, которая не умерла

Проблема создания «общеевропейской» антисоветской коалиции, при помощи которой Гитлер мог бы, как говорится, «в условиях максимального благоприятствования» осуществить свой поход против Советской России, продолжала занимать умы нацистских политиков и после начала польского похода, и в момент нападения на Францию.

Параллельность замыслов нацистских политиков в этом отношении была просто удивительной: с одной стороны, они с подлинно прусской последовательностью воплощали в жизнь один план захвата за другим: Австрия, Судетская область, остальная часть Чехословакии, Клайпеда, Польша, Дания, Норвегия, Франция, причем все эти планы составляли ступеньки к будущему плану «Барбаросса» — главному из главнейших планов немецкого и международного империализма. Но, с другой стороны, обращал на себя внимание парадокс: в перечне «ступеней» числились только капиталистические государствах том числе и те, которые могли бы быть в определенной ситуации военными союзниками и идеологическими партнерами Гитлера в походе против Советского государства. Антикоммунизм Гитлера и других империалистических немецких политиков был весьма своеобразным: он вовсе не мешал им глотать одно капиталистическое государство за другим...

Казалось бы, после официального начала второй мировой войны, после того, как Англия открыто объявила войну гитлеровской Германии, в имперской канцелярии должны были расстаться с идеей вовлечения ее в возможную антисоветскую коалицию. Но мы уже приводили слова Розенберга, который сформулировал задачу нацистской дипломатии как умение «делать из невозможного возможное». Как после Мюнхена, так и после нападения на Польшу Гитлер все еще надеялся заполучить Англию в качестве союзника — разумеется, младшего — в антисоветской коалиции.