Особая папка «Барбаросса» - [47]
Примерно такого же рода сведения получили советские разведчики в Варшаве: их «невольным» источником был немецкий дипломат Рудольф фон Шелия — выходец из известной аристократической семьи, ненавидевший «выскочку» Гитлера. Он охотно делился своими мыслями и известными ему сведениями с одним немецким коммерсантом, которого считал связанным с западными кругами; в действительности же сведения фон Шелия шли в Москву. Так, 18 ноября 1938 года Рудольф фон Шелия рассказал о своей беседе с вице-директором политического департамента министерства иностранных дел Польши Кобыляньским:
«Кобыляньский сказал: «Министр не может говорить так открыто, как могу говорить я. Вопрос о Карпатской Руси имеет для нас решающее значение. Вы видите, какое беспокойство вызывает этот вопрос в наших украинских областях. Мы подавляли и будем подавлять это беспокойство. Не делайте для нас невозможным проведение нашей политики. Если Карпатская Русь отойдет к Венгрии, то Польша будет согласна впоследствии выступить на стороне Германии в походе на Советскую Украину»[147].
Эта преступная идея сговора с Германией пропагандировалась очень энергично. 28 декабря 1938 года Шелия беседовал с одним польским дипломатом, который получил от своего правительства такую ориентацию:
«Политическая перспектива для европейского Востока ясна. Через несколько лет Германия будет воевать с Советским Союзом, а Польша поддержит, добровольно или вынужденно, в этой войне Германию. Для Польши лучше до конфликта совершенно определенно стать на сторону Германии, так как территориальные интересы Польши на западе и политические цели Польши на востоке, прежде всего на Украине, могут быть обеспечены лишь путем заранее достигнутого польско-германского соглашения»[148].
13 февраля 1939 года немецкий посол в Варшаве Мольтке заявил одному из своих собеседников, что «Польша в случае германорусского конфликта будет стоять на нашей стороне»[149]. Но вскоре эта уверенность сменилась другими настроениями: из предыдущего изложения мы знаем, что, выжав из Польши все, что помогало подготовке войны против СССР, нацистское руководство избрало Польшу своей очередной жертвой. Об этой смене настроений рассказал хорошо информированный сотрудник Риббентропа д-р Петер Клейст одному немецкому журналисту, и эти высказывания тоже стали известны в Москве. Вот что было сообщено:
«В ходе дальнейшего осуществления германских планов война против Советского Союза остается последней и решающей задачей германской политики. Если раньше надеялись заполучить Польшу на свою сторону в качестве союзницы в войне против Советского Союза, то в настоящее время Берлин убежден, что Польша по своему нынешнему политическому состоянию и территориальному составу не может использоваться против Советского Союза в качестве вспомогательной силы. Очевидно, Польша должна быть вначале территориально разделена (отделение областей, принадлежавших ранее Германии,, и образование западно-украинского государства под германским протекторатом) и политически организована (назначение надежных с германской точки зрения руководителей польского государства), прежде чем можно будет начать войну с Россией при помощи Польши и через Польшу»[150].
Чем ближе дело шло к развязыванию войны, тем интенсивнее шел закулисный торг. 15 апреля 1939 года Рихард Зорге сообщал:
«Второй секретарь германского посольства возвратился из Берлина, где участвовал в ряде совещаний в министерстве иностранных дел. На совещаниях присутствовал Риббентроп. Секретарь заявил, что в течение ближайшего года или двух лет политика Германии будет исключительно сконцентрирована на французском и британском вопросах с учетом всех вопросов, связанных с СССР.
Главная цель Германии — достичь такой политической и военной силы, чтобы Англия была вынуждена без войны признать требования Германии на гегемонию в Центральной Европе и ее колониальные притязания.
Только на этой основе Германия будет готова заключить продолжительный мир с Англией, отрекшись даже от Италии, и начать войну с СССР»[151].
Через некоторое время советское руководство располагало более подробной информацией о замыслах Гитлера, которая гласила:
«По собственным словам Гитлера, сказанным им несколько дней тому назад Риббентропу, Германия переживает в настоящий момент этап своего абсолютного военного закрепления на востоке, которое должно быть достигнуто с помощью жестоких средств и невзирая на идеологические оговорки. За беспощадным очищением востока последует «западный этап», который закончится поражением Франции и Англии, достигаемым политическим или военным путем. Лишь после этого станет возможным великое и решающее столкновение с Советским Союзом и будет осуществим разгром Советов.
В настоящее время мы [то есть нацистское руководство. — Л. Б.] находимся еще на этапе военного закрепления на востоке. На очереди стоит Польша. Уже действия Германии в марте 1939 r. — создание протектората в Богемии и Моравии, образование словацкого государства, присоединение Мемельской области — были не в последнюю очередь направлены против Польши и заранее рассматривались как антипольские акции. Гитлер понял примерно в феврале этого года, что прежним путем переговоров Польшу нельзя привлечь на свою сторону. Таким образом, он решил, что необходимо силой поставить Польшу на колени. Узкому кругу доверенных лиц Гитлера было известно, что последнее германское предложение Польше было сделано в твердом убеждении, что оно будет ею отвергнуто. Гитлер и Риббентроп были убеждены в том, что по соображениям внутренней и внешней политики польское правительство не сможет согласиться с германскими требованиями. Только по этой причине в германское предложение ничтоже сумняшеся вставили пункт о немыслимой самой по себе гарантии неприкосновенности границ Польши в течение 25 лет. Расчет немцев был правильным. В результате отказа Польши мы смогли фактически избавиться от германо-польского пакта о ненападении и получили по отношению к ней свободу рук.
