Особая офицерская группа - [7]
— Отвалите, проглоты! Я патрульным сказал никого не выпускать. В случае попытки несанкционированного покидания места доподготовки — лупить всех в башню дубинками! Спите лучше или вон с лейтенанта пример берите, как он под бушлатом похрюкивает…
— Он колбасу втихую жрёт, — сказал вслух доктор, — у него завтра расстройство желудка будет.
— Вот она, натура начфиновская! — заорали техники, — достойную смену готовит себе бригадный "денежный мешок"!
— Я ничего ни ел, — начал отбрёхиваться летёха из-под бушлата.
— Ничего не знаю, — позевывая, ответил я, — завтра доктор тебя накажет, если расстройство желудка схватишь…
Дремавшие неподалеку близнецы, сразу же проснулись и слаженно в один голос запели-заорали:
Алли-луев, Алли-луев! Ты отрежь ему полхуя…
— Артемьевы, заткнитесь! — закричал на всех Ромашкин, прилаживающий в наколенные ножны какой-то огромный тесак.
— Лёня! Мы тебя боимся!! — закричали братья-радисты, — ты еще физиономию ваксой намажь, чтобы быть совсем как Шварценеггер или Миша Пореченков! Возле казармы второго батальона, кстати, классная банка стоит. Свистни — тебе матросы враз притащут.
— Идиоты, — обозвал братьев Ромашкин, — у меня грим есть специальный. «Туман» называется. Все цвета как надо. А то я, если ваксой намажусь, буду как бурятский спецназовец на показухе у президента — маскхалат зеленый, а рожа чёрная…
— Ага, и берет голубой одень, — вставили своё веское слово технари.
Все еще немного посудачили и потихоньку начали засыпать, лишь лейтенант ворочался под бушлатом и чем-то тихонько хрумкал.
А в два часа ночи меня вызвали на предварительную постановку задачи. Нашу группу на особый контроль взяла комиссия с самого, что ни на есть, верху. Задачи нарезал сам председатель комиссии. Начальник оперативного отделения, присутствовавший при постановке задачи, схватился за голову и попытался потерять сознание. Командир бригады, осознав, что же нам всё-таки предстоит, дал понять начоперу, что сознание надо терять по старшинству — сперва старшие начальники, а потом уже и подчинённые. Заместитель по воспитательной работе, он же оперативный офицер моей группы, не понял ничего и поэтому выглядел лучше всех. Я понял всё, но ничего не осмыслил и пошёл обратно в спортзал. К утру нам должны были принести выписку из приказа, а к обеду нас уже должны были десантировать парашютным способом.
Простой пешей туристической прогулки с выходом на бригадное стрельбище и отработкой упражнения "группа в налёте", на которую надеялся весь личный состав офицерской группы, не получалось. Нам предстояло обнаружить командный пункт армии, участвующей в учениях, определить его точное местоположение и по возможности вывести его из строя, хотя бы на небольшой срок. Задачу придётся выполнять в условиях активного противодействия. Проще говоря, нас будут отлавливать и условно уничтожать. Посредники при объединениях и соединениях уже получили задачи от руководителя учений. Тучи над нашей группой сгустились. Лейтенант-финансист, узнав о том, что нас могут поймать и отмудохать, начал писать завещание. Ромашкин заявил, что живым не сдастся и распихал по карманам дополнительные пачки холостых патронов. Братья Артемьевы попросили лейтенанта включить в завещание пункт о том, что все подружки лейтенанта должны отойти в собственность близнецов в случаях:
а) если лейтенант умрёт от страха еще на прыжках, б) если его поймают и забьют до смерти или до потери жизненно важных функций отвязные мотострелки, в) чёрненькую, с длинным носом, завещать никому не надо.
Часть вторая
Вся группа стояла на площадке стартового осмотра, уже облаченная в парашюты и сурово осуждала действия лейтенанта начфина. Начфиненок корчился и просился отойти ибо, по его выражению, "клапана скоро не выдержат и днище вышибет".
— Чмырение колбасы под бушлатом — дело недостойное российского офицера-разведчика, — добивали лейтенанта братья-капитаны Артемьевы.
— Я не ел колбасу, у меня просто от волнения перед прыжками расстройство, — ныл лейтенант.
Я молча радовался тому, что разрешили прыгать без грузовых контейнеров. После прыжка всего-навсего надо будет найти по поисковому приемнику наши «грузы», на которые прикрепили «маркерный» передатчик, облачиться, снарядиться, еще раз провериться и бодро шагать в сопки. В полученной выписке из приказа, которую мне лично приволок заместитель по воспитательной, была написана такая галиматья, что мне стало не по себе. Воспитатель мои стенания не учел и отбрехался словами "нет задач невыполнимых". На этом, решив, что его обязанности оперативного офицера закончились, с высоко гордо поднятой головой убыл домой. Как бы ни пытались его заставить работать на учениях, он с чувством гордости и, млея от собственной значимости, отвечал: " Что-о-о-о?? а вы в курсе, что я — оперативный офицер особой группы?" Для придания антуража заместитель по воспитательной неизвестно зачем получил на складе РАВ пистолет "Кольт М1911" и носил его в огромной кобуре, передвигаясь вдоль стен и пересекая открытые участки местности исключительно бегом и с оглядкой. До нашего вывода он постоянно исчезал из части под предлогом инструктажа и доведения оперативной обстановки. Так как момент нашего убытия он проспал, сладостно подрёмывая у себя в кабинете и укрывшись подшивками "Красной звезды", то он еще целые сутки исчезал из части, чтобы нас проинструктировать. Командиру это надоело, и он в нелицеприятной форме предложил своему заму не маяться хернёй. Зам ответил, что у него в связи с учениями обострился "чеченский синдром" и в ушах до сих пор стоят крики и вопли ваххабитов. Командир ответил, что у него в ушах стоят крики владикавказских проституток в сауне. На этом они поругались и, слава богу, про нас не вспомнили.
