Особая должность - [37]
Дверь была приоткрыта и Скирдюк еще издали заметил, встревожившись, что за столом сидит мужчина в очках. Не сразу узнал он Романа.
— Я всегда знал, что ты — форменный пижон, — бросил ему, не поворачивая головы, Роман, — уходишь среди ночи и оставляешь в постели кралю. Скажи еще спасибо, что я джентльмен...
У Скирдюка отлегло. Он искренне обрадовался пианисту. И не в состоянии был поразмыслить, почему музыкант вдруг появился здесь в поселке, почему, вопреки своему обыкновению, он небрит и щеки его бледнее, чем всегда? Да и как, в конце концов, разыскал Роман его домишко, не имевший даже номера, а обозначенный как участок 71В, к которому относилось десятка полтора таких же хибарок? Впрочем, Скирдюк рассказывал как-то Роману, что проживает он напротив парикмахерской, где работает тетя Рая, тоже одесситка, значит, землячка Романа Богомольного...
Он прогнал сомнения, кинулся к Роману вновь как к спасителю. Рассказывал о том, что Хрисанфов сам докопался до этой аферы с карантином, что положение просто отчаянное...
Роман слушал, и глаза его за стеклами очков оставались непроницаемыми, а на капризно изогнутых губах блуждала усмешка. Не зная, как истолковать ее, Скирдюк мрачнел все больше. Он умолк и ждал ответа, не спуская с Романа глаз. Пианист долго не произносил ни слова.
— Так что же нас все-таки губит, мой друг? — вопросил он в пространство, будто не понимая, что старшине сейчас не до риторики. — Ты скажешь: водка, женщины, — продолжал он все так же бесстрастно, — и будешь неправ. — Роман резко вскочил и навис над Скирдюком. — Ты — ус моржовый, как говорят в Одессе. Я тебе уже объяснял: женщина нужна нам не для того, чтоб согревать постель, как та, которую я у тебя застукал.
Скирдюк попытался что-то сказать, не в защиту оскорбленной Нади Протопоповой, конечно, но Роман прикрикнул:
— Тихо! Слушай и старайся понять, когда тебе про дело толкуют. С дочкой этого азербайджанца ты познакомился?
— Разузнал только про нее, — глухо ответил Скирдюк. — Незамужняя. И ни с кем теперь не бывает. Был у нее какой-то пацан. В армию его, говорят, забрали, а она даже и в военкомат не пришла, чтоб проводить.
— Ну? Так что ж ты время теряешь?
— Хрисанфов всего три дня дал, — печально сообщил Скирдюк.
— Такому орлу, как ты, трех часов достаточно. Главное, в дом к ним попасть, главное, девке этой понравиться, а там все само собой пойдет как по маслу. — Он вдруг переменил тему: — Пожрать у тебя не найдется? Я с вечера пощусь.
Лишь когда уселись они друг против друга за колбасой и салом, Скирдюк спросил:
— Как же это ты вдруг надумал, а, Рома? Собрался и — ко мне.
Роман жевал, не отвечая.
— Приехал я утренним поездом, наверное, и в самом деле некстати, — он отрезал себе еще кусок колбасы, — не предупредил; час не для визитов, хозяина дома нет, в кровати женщина...
— Почему же? Я не против... — что-то все настораживало Скирдюка.
— К другу, я думаю, можно в любое время дня и ночи. Тем более, что я прибыл тихонько, не на мотоцикле, как некоторые военные приезжают к приятелям.
Скирдюк почувствовал себя неловко.
— Ладно, Рома, — сказал он, — может, ты выпить желаешь? Мне нельзя. На службу опять надо.
— Что ж, стопарик опрокинуть не грех. Налей мне за здоровье наследницы Зурабова. Как там зовут ее?
— Зина.
— Прелестное имя. Так я у тебя здесь отдохну с дороги часок-другой, а ты — служба службой, но и про Зиночку не забывай. Она как раз тот ключик, который тебе нужен сейчас. — Роман снял ботинки и улегся на постель, которую недавно покинула медсестра Протопопова.
Флирт с Зиной Зурабовой и вправду удалось Скирдюку завязать мгновенно. Он приехал на автобазу как раз перед обеденным перерывом, будто бы за свечой для своего мотоцикла. Вел об этом разговор со знакомым слесарем, а сам все следил глазом за крохотным окошечком диспетчерской, где виднелась каштановая головка с кудельками, свисающими согласно моде, по-прежнему, невзирая на гром орудий, диктовавшей женщинам свои законы. Он заметил конечно, что и пухленькое личико оборачивалось в его сторону с любопытством, очевидно, Зина припоминала, где видела она когда-то этого симпатичного военного.
Скирдюк получил свечу, чрезмерно прочувствованно и долго тряс руку слесарю, сел на мотоцикл и с оглушительным треском выскочил за ворота, но, отъехав всего лишь шагов на сто, остановился и начал копаться в моторе, делая вид, будто там снова что-то не в порядке. Расчет оказался точен: несколько минут спустя из ворот вышла Зина Зурабова, направляясь на обед. С подчеркнуто равнодушным видом, что весьма Скирдюка обрадовало, просеменила она мимо. Тут же мотор завелся, Скирдюк догнал Зину и, резко притормозив, любезно предложил ей сесть позади него. «Обидно, когда такие ножки по пыли топают... тем более, что мы — давно знакомы». Она, разумеется, сперва отказалась. «Мне всего три шага и совсем в другую сторону, под горку...» Но Скирдюк горячо заверил ее, что и ему надо именно туда. Зина поколебалась и села.
— Держитесь крепче! — крикнул не оборачиваясь Скирдюк и включил третью скорость.
С того памятного полудня все и началось: поездка в горы, где природа справляла яркую тризну по уходящей осени, поигрывание зиниными пальчиками и кудельками в темном зале кинотеатра, где показывали фронтовую хронику и «Новые похождения Швейка». Дня три спустя папаша Зурабов, узнав, что Зина встречается со старшиной из училища, потребовал: «Пусть в дом приходит. Моя дочь по углам с ухажерами не встречается. Понятно?»
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.