Основы научного антисемитизма - [8]

Итак, Поляков — корифей по истории антисемитизма — не знает, что такое «антисемитизм», Солженицын — автор фундаментальных трудов по еврейскому вопросу, таких как: «Евреи в СССР и в будущей России», «200 лет вместе» и др. — не знает, что подразумевается под этим словом, Кара-Мурза — эрудит и философ, также занимавшейся еврейской проблемой, не только не знает, что подразумевается под «антисемитизмом», но и что под ним не подразумевается. И при этом некоторые из наших оппонентов позволяют себе с апломбом заявлять: «антисемитизм четко определен». Ладно, в конце концов, я бы простил этот апломб, если бы мой оппонент показал при том какое-нибудь свое ясное понимание вопроса, во всяком случае, если ты кого-то критикуешь за что-то «неправильное», то хотя бы покажи, что, по-твоему, есть «правильное», но увы, такой оппонент мне еще ни разу не попадался, все, в основном, такие «умные», что считают ниже своего достоинства что-либо разъяснять «профанам» и «антисемитам». Может быть, вы, дорогие читатели, знаете, что такое «антисемитизм»? Тогда напишите мне, буду очень рад. Пока же, не имея в наличии никаких альтернативных концепций по этому вопросу, мы считаем для себя вполне правомерным и необходимым создать свою, при этом даже не опасаясь вступить с кем-либо в противоречие, ибо всякое противоречие будет означать альтернативную концепцию, чего наши оппоненты вряд ли когда-нибудь осмелятся создать, ибо вся сила антисемитского мифа как раз и состоит в его неопределенности, аморфности, это не что иное, как уловка, позволяющая уйти от решения конкретных спорных и конфликтных вопросов:

— Абрам, ты мне должен три рубля.

— Ничего я тебе не должен, потому что ты антисемит.

Это, конечно, примитивный пример, но разве, когда, скажем, европейцы предъявляют претензии к Израилю за нарушение прав человека и вместо ответа Израиль обвиняет европейцев в антисемитизме, — это не та же ли уловка? Я не знаю, может, где-то прав и Израиль, а где-то и европейцы, давайте разбираться, но без ярлыков и дешевых психологических уловок, все можно решить, не примешивая эпитетов «еврей», «антисемит», «русофоб» и т. п., как будто «евреи», «русофобы» и «антисемиты» уже не рассматриваются как люди и субъекты права. В действительности же подобные эпитеты не имеют под собой абсолютно никакого смысла, кроме как, разве что, в смысле комплиментов: ты антисемит? — ну и очень хорошо, это значит, что ты противник еврейского расизма и шовинизма, а русофоб — противник русского и т. д. Поэтому и мы позволим себе понимать термины «антисемитизм», «русофобия» и т. п. по-своему, в самом положительном смысле, ибо такие явления наблюдается нами в действительности, мы их понимаем и им сочувствуем. Их причины: врожденное чувство справедливости, человеколюбие, следование категорическому императиву: «Что я выбираю для себя, я выбираю для всех». Хотя, конечно, оскорбленное чувство справедливости по отношению к себе не всегда и не всех обязывает также быть справедливым по отношению к другим, в том числе и к евреям, поэтому и несправедливость по отношению к последним также называют антисемитизмом. В этом, по-моему, и состоит вся путаница. Мы же ведь не называем «антифашизмом» уголовные преступления против немцев, «атеизмом» — проявления вандализма на святых местах, «антикоммунизмом» — пьянство и разгильдяйство в трудовых коллективах бывшего Советского Союза. Вот и здесь я предлагаю все вещи называть своими именами: расистское отношение к евреям — расизмом, шовинистское — шовинизмом, хулиганское — хулиганством, ксенофобское — ксенофобией или, если хотите, юдофобией, вандализм — вандализмом, дискриминацию по национальному признаку — дискриминацией, правонарушения — правонарушениями или преступлениями, как и подстрекательства к последним. Что еще надо для вполне ясной ориентации в еврейском и других национальных вопросах?

Здесь мы опять обратимся к словам Конфуция, и заметим, что исправление имен философ считал первостепенно важным даже не для точных наук и не для чего иного, но именно для управления государством. Его слова не потеряли актуальность и по сей день, ибо те слова, которыми мы изъясняемся, по сути дела, есть кнопки, что управляют нашим мышлением, а следовательно, и поступками. Эта система вербальных (языковых) штампов в наше время называется дискурсом. Дискурс — это политический язык, организующий мышление в нужном направлении, следовательно, дискурс является наиважнейшим рычагом власти, позволяющим управлять людьми через их сознание. Если бы Конфуций говорил современным языком, возможно, он бы свою мысль сформулировал следующим образом: «Необходимо начать с овладения дискурсом». В наше же время владение дискурсом представляется многим даже важнее, чем владение ядерным оружием и капиталом. Так, Исраэль Шамир в своей книге «Хозяева Дискурса: Американо-израильский терроризм» пишет: «…если классический марксизм считал первичной целью борьбу за средства производства, в наши дни главной стала борьба идей, борьба за умы и души людей с Хозяевами Дискурса, нашими новыми оппонентами». Ошибаются и те, кто думают, что власть в государстве принадлежит президентам, парламентам, судам, силовым структурам. Да, всем этим субъектам, может быть, принадлежат символы власти, может быть, принадлежат и юридические права, но права и реальная власть отнюдь не одно и то же и сии понятия далеко не всегда совпадают друг с другом, особенно, в наше время, как то верно заметил философ-постмодернист Ролан Барт: «…власть гнездится в наитончайших механизмах социального обмена, что ее воплощением является не только Государство, классы и группы, но также и мода, расхожие мнения, зрелища, игры, спорт, средства информации, семейные и частные отношения — власть гнездится везде, даже в недрах того самого порыва к свободе, который жаждет ее искоренения» (Актовая лекция, прочитанная при вступлении в должность заведующего кафедрой литературной семиологии в Колледж де Франс 7 января 1977 года). Поэтому, те, кто теряют контроль над дискурсом социального обмена, в конце концов теряют и саму власть и ее символы.