Основы Метафизики - [71]

Животное – загадочное существо, ибо оно, особенно в своих высших формах, подобно человеческому существованию и поведению и потому сопоставимо с человеком, но в то же время в корне отлично от него. В этом состоит проблема исследования поведения. Поведение животного пытаются понимать исходя из человеческого, наивно антропоморфно говорят о знании и волении, о любви и ненависти, о чувствовании и страдании животного, чтобы таким образом вновь объяснить и даже оценить человеческое поведение. Тем самым без всяких проблем перепрыгивается «герменевтический круг», в данном случае – в форме антропологического круга; предполагается то, что следует понять. Человек, который сам себя понимает, существенно отличается от животного. Хотя некоторые способности и способы поведения животных настолько приближаются к человеку, что различие, по-видимому, исчезает, тем не менее оно сохраняется и проявляется в том, что только человек наделен сознанием, разумом, языком и историей в собственном смысле, только он способен к оформлению и разворачиванию исторической культуры.

6.2.3. Человеческое существование

Человек издавна понимался как микрокосмос. Это слово впервые утвердилось у Демокрита (ок. 400 до Р. X.), позже употреблялось в духовно-историческом аспекте. Оно подразумевает, что в человеке все ступени бытия связаны сущностно-сообразным способом: от материального бытия, через вегетативную жизнь (растений) и чувственную жизнь (животного) вплоть до духовной жизни, общей человеку и высшим духовным существам.

6.2.3.1. То, что отличает человека от всех других сущих этого мира и составляет его сущность, есть при-себе-бытие духа. Мы уже указали на это (ср. особ. 4.3.1. и сл.), но здесь возвращаемся к данному уразумению в антропологическом плане. В данном отношении выясняется поразительное единодушие философского мышления всех времен.

Уже у Анаксагора (в V ст. до Р. X.) при-себе-бытие духа выражается в для-себя-бытии (eph' autou) разума (nous). Согласно Аристотелю, человек в своей свободе есть «ради себя самого (hautou heneka), не ради другого» (Met I, 982 b 25 и сл.). У Фомы Аквинского в духе исполняется «совершенное возвращение к самому себе» (reditio completa in seipsum) (особенно: In 1. de causis), т. е. в других живых существах также происходит некоторое несовершенное еще обратное отнесение к самому себе, которое только в человеческом сознании целостно приходит к самому себе. У Декарта, обостряющего эту противоположность, только человек в силу своего мышления (сознания) есть «res cogitans» по сравнению с «res extensae» остального мира. У Канта безусловная ценность человека выражается в том, что только человек испытывает «факт практического разума» (KpV 56 u. а.), т. е. подлежит безусловному требованию нравственного закона, а следовательно сам имеет безусловную ценность, как личность он есть «цель сама по себе» и «не может использоваться лишь как средство» (KpV 155 f. u. a.).

В идеализме, начиная с Фихте, «Я» уж тем более возвышается до абсолютного субъекта, но исходя из того уразумения, что «Я» есть «дело-действование», «себя относящая к себе деятельность» (особенно Zweite Einl. in die WL). Гегель подчеркивает: дух есть «при-самом-себе-бытие, и именно это свобода […], я свободен, если я есмь при самом себе» (Vern. in der Gesch.). Отношение-себя-к-себе духа есть сущность свободы. Из этого следует, что «индивидуум имеет бесконечную ценность, поскольку он есть предмет и цель любви Бога, и, таким образом, человек сам по себе предназначен для высшей свободы» (WW 10, 380).

Этому соответствует и то, что говорит Хайдеггер: «Существование есть самость, т. е. некое сущее, которое, пребывая, предоставлено ей. В бытии этого сущего речь идет о его способности-бытия. Существование есть то, что экзистирует ради себя […], существование экзистирует ради себя» (WdG 13f.). Хайдеггер, избегая слова «дух» или «духовное действие», тем не менее высказывает о «существовании» то же самое, что подразумевается под духом.

Приведенные высказывания, которые могут быть поняты в различных контекстах, единодушно свидетельствуют о при-себе-бытии человеческого духа, в котором бытие приходит к себе, исполняется в самом себе. Духовное бытие есть при-себе-бытие.

6.2.3.2. Существуют, однако, различия во взглядах, вытекающие из того, истолковывается ли это единство бытия и духа изначально теоретически или практически, из рассудка или из воли, из понимания разума или из воления и поступков в состоянии свободы. Со времен греческой философии через западноевропейскую духовную историю тянется преимущественно интеллектуалистская линия; она ведет к рационализму и идеализму Нового времени. Реакцией на это выступает столь же односторонний волюнтаризм вплоть до иррационализма. Выше уже говорилось, как соотносятся знание и воление (4.3.6, ср. 5.4.1.). Если исполнение духа в знании приходит к себе, но завершается только в волении, то наивысшее, к чему мы способны, есть свободное воление и поступки вплоть до деяния любви.

6.2.3.3. Свобода воли (или свобода выбора) означает самоопределение некоего исполнения акта самим действующим. Она вытекает из сущностной структуры знания и воления. Уже наше вопрошание и знание пребывает в безусловном и неограниченном горизонте бытия, в котором мы схватываем сущее как истинное. Поэтому воление как комплементарный по отношению к знанию способ исполнения осуществляется в том же, столь же безусловном и неограниченном горизонте, в котором мы утверждаем благое как таковое и к которому мы устремляемся. Некий конечно ограниченный акт, однако, никогда не может обрести всего истинного и благого, никогда не может исчерпать совокупный горизонт. Он должен решиться на то или это. Вместе с тем решение не задано ни бытием, ибо все сущее положено в бытии, ни сущностью конечного духа, ибо он открыт для всего сущего. Субъект сам обязан решаться, определять актуальное исполнение своего действия. Способность