Основы Метафизики - [70]

6.2.1.3.2. Материя как принцип индивидуации ведет к дальнейшим, еще более сомнительным следствиям: так как конечные духовные существа (ангелы), с одной стороны, не могут быть индивидуально определены материей, они (согласно Фоме Аквинскому) согласуются не в виде (species), а только в роде (genus); каждый ангел есть некий собственный вид. Что это значит, если вид и род суть лишь логически абстрактные способы высказывания, а не онтологические конститутивы?

Должна ли также индивидуальность человеческой личности быть конституирована лишь наиболее низким принципом бытия материи (nec quid, nec quale, nec quantum…), а не позитивно – уникальностью духовно-личностного бытия и ценности?

Кроме того, своеобразие первой материи, также у Фомы Аквинского (materia prima quantitate signata), никогда невозможно прояснить ни как чистую потенцию, ни (идя далее Фомы Аквинского) как совокупную структуру пространства-времени. Это учение было оспорено уже в схоластике. Так, Дунc Скот, хотя и придерживался всеобщности специфической сущности, однако допускал для ее индивидуации (еще более сомнительное) позитивное определение «haecceitas» (этость); чем она должна быть, остается столь же неясным. Только Суарес отмежевывается от этого; для него каждое сущее сущностно индивидуально в силу своей целостной и конкретной действительности (tota entitas). В этом за ним следуют не только его школа, но также, например, Лейбниц и другие[41].

Мы придерживаемся того, что сущее в силу своей сущности есть это единое и единичное, которое, однако, в силу «материальности» своей сущности «не-духовно», не способно к самоисполнению духовного при-себе-бытия. Этим не исключается то, что уже материальные вещи имеют смысловые образы, кроют в себе естественные силы, предоставляют ценностные содержания, они онтически благи и ценностны, а потому их следует не только использовать как средство, но и утверждать и сохранять в себе, превращая, однако, в условия более высоких форм бытия.

6.2.2. Телесная жизнь

В разнородном многообразии различных форм над безжизненными вещами возвышается мир живых существ. Они образуют промежуточные ступени от мертвой материи к духу, поскольку в них бытие уже в определенной мере – первоначально, не окончательно – приходит к себе, относится к самому себе. Биологически жизнь можно приблизительно описывать как органическое единство функционально различных членов, служащих разворачиванию целого; подобные формулировки в целом правильны. Однако философски значимой остается классическая формула, которая выражает сущность жизни не только естественно-телесной, но и духовно-душевной: жизнь есть внутреннее действие (actio immanens), а не только внешнее (actio transiens). Тем самым подразумевается, что всему живому свойственно действовать не только на другое, чтобы полагать в нем некое действование, но действовать на самого себя, полагать в самом себе некое действование, чтобы самого себя осуществлять и разворачивать (ср. 4.2.2.2).

6.2.2.1. Это касается уже вегетативной жизни растений. Она зависима от другого (света, воды, питательных веществ), однако осуществляется в собственном действии сообразно своей сущности. Растение произрастает, порождает листья, соцветья и плоды. Это предполагает некий совокупный план, принцип единства и целостности, которому функционально должны служить отдельные части и органы. Такой совокупный план не может заключаться лишь в материальном – биохимическом своеобразии (гены или ДНК), отдельные части которого заменимы и потому не могут обеспечивать смысловой образ целого. Он должен содержаться в некоем вышестоящем принципе единства и целостности, который издавна понимали как принцип жизни (principium vitale), обозначали как «душу» (psyche, anima) живого. Учитывая современное словоупотребление, нежелательно говорить о некоей душе. Жизнь, по-видимому, предполагает некий онтологически-конститутивный принцип, который обосновывает и управляет разворачиванием и сохранением смыслового образа целого во взаимодействии членов. Безусловно, он не удостоверяем чисто эмпирически, являясь доступным лишь философскому мышлению.

6.2.2.2. Значение внутренней деятельности возрастает в чувственной жизни животных, где осуществляется дальнейшая ступень к-себе-прихождения бытия. Для животных характерно чувственно-воспринимающее познание, на которое они естественно-спонтанно реагируют. Животное обладает очевидной способностью замечать (памятью), накапливать впечатления и деятельным центром, направляющим на службу целому реакцию инстинктивного стремления и действия. Однако в силу биологического своеобразия (строения тела, функции отдельных членов и т. п.) животное связано определенной, не пространственно, а структурно ограниченной средой, приспособлено к ней и зафиксировано в ней инстинктами поведения. Оно «связано средой», «инстинктивно связано» (Шелер), и, будучи биологически наиболее специализировано, оно не «свободно от среды» и не «открыто миру», как человек.

Жизнь и поведение животного предполагают некий «центр», подобный человеческому сознанию. Чтобы разграничить его с последним, можно обозначить его как чувственную «сознательность». Впрочем, даже это слово не вполне подходит, ибо ассоциируется со «знанием», которое в собственном смысле животному не присуще. Вместе с тем оно указывает на обратную отнесенность целого к своему центру, на дальнейшее к-себе-прихождение бытия, которое, однако, еще не достигает полного при-себе-бытия (в духовном сознании).