Основы Метафизики - [11]
С тех пор вопрос о правильном подходе ставился вновь и вновь, за исходное брали суждение, язык, историю, человеческое существование в его пограничных опытах, вопрос о смысле, бытие к смерти. Искали «привилегированный феномен», с помощью которого можно раскрыть целостность человеческого существования. Целостность, однако, предполагается, она должна быть пред-понятой, чтобы засвидетельствовать единичный феномен как привилегированный. Единичному присуще его значение лишь в горизонте целого. С чего и как, стало быть, следует начинать? Этот вопрос должен быть поставлен уже в самом начале.
1.2.4.2. Из сказанного ясно, по крайней мере, одно: мы обязаны во всяком случае вопрошать о правильном подходе и дальнейшем образе действия. Вопрошания нельзя избежать. Вопрос о правильном начале, однако, сам дает ответ: начало есть вопрос, упреждающий всякое иное начало, сам же он ничем не упрежден. Если под вопрос ставится вопрос как начало, то это снова есть вопрос, по-новому доказывающий возможность и правомочность вопрошания. Вопрос – или вопрошание – есть начинание, которое может обосновывать и больше не ставить под вопрос само себя, разве что в дальнейшем вопрошании (ср. 2.1.1 и сл.).
Более того, вопрос является единственно возможным подходом, который сам сообщает метод дальнейшего продвижения. Всякий иной подход чреват предположениями: предположение предмета (данность, подлежащая опрашиванию и истолкованию), формальное или методическое предположение (манера и способ далее опрашивать, истолковывать или использовать этот подход). Но если вопрос есть начало, то вопрос о начале превращается в вопрос о вопросе. Вопрос рефлектируется самим собой, вопрошая о своей сущности, возможности и условиях. Тем самым он методически обосновывает ход дальнейшего вопрошания.
Метод должен продемонстрировать свою пригодность на деле и продолжать определять предмет. Это значимо для всякой науки, и прежде всего – для метафизики. Поэтому уже здесь мы указываем на основные условия образа действия, прежде всего на язык вопрошания и мышления, затем на сущностные элементы дальнейшего методического продвижения.
1.2.5.1. Вопрошание осуществляется в языке. Мы ставим вопросы словами языка и ожидаем ответа словами языка – словами, с помощью которых образуем предложения, ставим вопросы, формулируем высказывания. Мышление (вопрошание и знание) в словах языка отчетливо обращается к самому себе. Язык есть среда [Medium] мышления. Это настолько основополагающе для философского мышления, что мы уже здесь, не углубляясь в философию языка, обязаны все же поразмыслить о его сущности и функциях.
Истоком языка является разговор, диалог, отношения и общение с другими людьми. Лишь поэтому мы научаемся говорить, врастаем в общность некоего языкового пространства. Мы живем и понимаем сами себя в этой языково-конституированной общности. Из самой сущности человека следует (чисто a priori), что мы и предназначены для языка и зависимы от него, ибо мы по-человечески обусловлены общением и взаимопониманием с другими людьми: «Человек становится человеком лишь среди людей» (Фихте). Конкретная жизненная и языковая общность, в которой мы говорим и мыслим, не столь уж существенна. Она условна (это эмпирически-историческое a priori), однако она со-определяюще входит в наш собственный, духовно-культурный мир понимания. Благодаря конкретному языку мы вплетены в общность языка и понимания, в историческую традицию, которая также передается и излагается в форме языка [sprachlich].
1.2.5.2. Что происходит в языке? Примечательный, почти таинственный фундаментальный феномен состоит в том, что мы придаем смысл акустическому звуку, которым смысл озвучивается и сообщается. Звучание слова превращается в носитель содержания смысла, оно «означает» нечто. Значение звукообразования в отдельных языках, в употреблении и разумении языка различно. Поэтому слово и смысл (значение, задуманное) не одно и то же. Слово и мысль, язык и мышление суть не одно и то же. Чтобы мыслить и высказывать то, что мы думаем, нам приходится подыскивать подходящие слова. Одна и та же мысль может быть выражена на разных языках. Мы сами можем говорить и мыслить на различных языках. Этим обусловлена возможность перевода на другие языки. Задуманное или помысленное не то же самое, что слово. Но мышление должно сообщаться, вербализоваться. Как человек есть дух в теле, «дух в мире» (К. Ранер), как дух есть душа тела, тело – среда духа (ср. 6.2.5), так и язык есть тело мышления, мышление же – духовная душа языка.
1.2.5.3. Язык предполагает, что мы дистанцируемся от отдельных, непосредственно воспринимаемых вещей или событий и схватываем всеобщее содержание смысла, которое именуем словом. Все предицируемые (высказываемые о некотором предмете) слова – за исключением имен собственных – обозначают всеобщие понятия, которые высказываются о многом. Мы произносим предицируемые слова, существуют слова и не предицируемые, а выполняющие лишь формальную, языково-логическую функцию (например, союзы, предлоги и т. п.). Это опять-таки указывает на способность всеобщего
Стоицизм, самая влиятельная философская школа в Римской империи, предлагает действенные способы укрепить характер перед вызовами современных реалий. Сенека, которого считают самым талантливым и гуманным автором в истории стоицизма, учит нас необходимости свободы и цели в жизни. Его самый объемный труд, более сотни «Нравственных писем к Луцилию», адресованных близкому другу, рассказывает о том, как научиться утраченному искусству дружбы и осознать истинную ее природу, как преодолеть гнев, как встречать горе, как превратить неудачи в возможности для развития, как жить в обществе, как быть искренним, как жить, не боясь смерти, как полной грудью ощущать любовь и благодарность и как обрести свободу, спокойствие и радость. В этой книге, права на перевод которой купили 14 стран, философ Дэвид Фиделер анализирует классические работы Сенеки, объясняя его идеи, но не упрощая их.
Какую форму может принять радикальная политика в то время, когда заброшены революционные проекты прошлого? В свете недавних восстаний против неолиберального капиталистического строя, Сол Ньюман утверждает, сейчас наш современный политический горизонт формирует пост анархизм. В этой книге Ньюман развивает оригинальную политическую теорию антиавторитарной политики, которая начинается, а не заканчивается анархией. Опираясь на ряд неортодоксальных мыслителей, включая Штирнера и Фуко, автор не только исследует текущие условия для радикальной политической мысли и действий, но и предлагает новые формы политики в стремлении к автономной жизни. По мере того, как обнажается нигилизм и пустота политического и экономического порядка, постанархизм предлагает нам подлинный освободительный потенциал.
Целью данного учебного пособия является знакомство магистрантов и аспирантов, обучающихся по специальностям «политология» и «международные отношения», с основными течениями мировой политической мысли в эпоху позднего Модерна (Современности). Основное внимание уделяется онтологическим, эпистемологическим и методологическим основаниям анализа современных международных и внутриполитических процессов. Особенностью курса является сочетание изложения важнейших политических теорий через взгляды представителей наиболее влиятельных школ и течений политической мысли с обучением их практическому использованию в политическом анализе, а также интерпретации «знаковых» текстов. Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по направлению «Международные отношения», а также для всех, кто интересуется различными аспектами международных отношений и мировой политикой и приступает к их изучению.
Люди странные? О да!А кто не согласен, пусть попробует объяснить что мы из себя представляем инопланетянам.
Основой этой книги является систематическая трактовка исторического перехода Запада от монархии к демократии. Ревизионистская по характеру, она описывает, почему монархия меньшее зло, чем демократия, но при этом находит недостатки в обоих. Ее методология аксиомативно-дедуктивная, она позволяет писателю выводить экономические и социологические теоремы, а затем применять их для интерпретации исторических событий. Неотразимая глава о временных предпочтениях объясняет процесс цивилизации как результат снижающихся ставок временного предпочтения и постройки структуры капитала, и объясняет, как взаимодействия между людьми могут снизить ставку временных предпочтений, проводя параллели с Рикардианским Законом об образовании связей. Сфокусировавшись на этом, автор интерпретирует разные исторические феномены, такие как рост уровня преступности, деградация стандартов морали и рост сверхгосударства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.