Основы истинной науки - I - [14]

Во Франции вообще относились всегда безразлично к вопросам веры. Там никогда не было ни глубокой и педантичной веры, какую можно встретить, например, в Англии, ни абсолютного отрицания. Французский народ всегда отличался своим лёгким, фривольным характером, он верит и не верит в одно и то же время, ибо это не составляет сущности его убеждений; у него от веры до безверия один только шаг, переступить который он не задумается, лишь бы это соответствовало его настоящему настроению и удовлетворяло его желаниям и страстям. Атеизм же в нашем девятнадцатом веке никогда не был модным веянием Франции.

В настоящее время в Германии атеизма в публике совсем нет; в учёных кружках и у профессоров он большая редкость, остался он ещё у студентов. В Германии народ всегда стоял близко к европейским учёным, которые работают и оглашают свои труды, за которыми каждый следит, совершенно разумно и добросовестно разбирает их, исправляет их ошибки, отвергает или принимает их учения. Там каждый имеет возможность доходить до сомнений и отрицаний строго осмысленным и научным путём, - путём анализа, критики и свободным обменом мысли. Занимаясь свободно, легко и непринуждённо, дойдя иногда даже до края бездны атеизма, он всегда имеет возможность рано или поздно опомниться, одуматься и выбраться на истинную дорогу. Там разгульные студенты, откутив положенное время, делаются строгими лютеранскими пасторами; - а наши, русские учителя, а тем более ученики, находятся гораздо дальше от центров образования, поэтому и знания их более поверхностны и достаются им гораздо труднее. В Западной Европе, говоря вообще, вместе с материализмом проникает в народ сперва образование, а затем уже немного атеизма; у нас же это делается наоборот: материализм поселяет гораздо больше атеизма, чем просвещения.

Нельзя не согласиться с почтенным профессором М.П. Погодиным, который говорит, что ни в одной стране подобный материализм не отражается так пагубно на нравственное состояние полуобразованного люда, как у нас в России, и если материализм всегда оспаривался и возбуждал сильнейшие протесты в Западной Европе, то тем более это должно относиться до нас, при сравнительно низшем уровне умственного и нравственного культа и при чрезвычайной восприимчивости и впечатлительности, свойственной характеру нашего молодого и только что возрождающегося народа. Теперь в девятнадцатом столетии происходит у нас в России то же, что было во Франции и в Германии в восемнадцатом веке, т.е. сто лет назад. Образованная публика не убеждена в логичности своих религиозных воззрений и, не умея совместить требования церкви с практикой своей жизни, охотно примыкает к более простейшему мировоззрению и модному веянию, просто отрицает то, чего не понимает, и обходит молчанием или всеми силами маскирует то, чего не знает, считая позорным в обществе выказать своё незнание или непонимание чего-нибудь.

Кроме того, русская литература не очень заботится о народной пользе, она бедна, однообразна, малодоступна для большинства и всегда потворствует господствующим вкусам и моде времени, чем ещё больше разжигает страсти и укореняет каждого в его пороках, страстях и в его фальшивых взглядах. У нас не публика следит за литературой, не литература ведёт публику по пути прогресса, но литература старается лишь поддакивать публике и угодить её вкусам и желаниям. При этих условиях, если кому-нибудь и удастся отрезвиться, - он оказывается совершенно беспомощным и положительно не знает, каким образом оправиться, где почерпнуть данные, могущие сколько-нибудь направить его новый взгляд, соответствующий тому настроению, которое приобретено им, как следствие разбитой жизни и полного разлада внутренних чувств с привычками ума; и умирают они, как выражается профессор М.П. Погодин, в мучениях телесных и нравственных.

В России между профессорами университетов и академий атеисты встречаются реже, чем между учителями школ и гимназий, и гораздо больший процент их найдётся между самими обучающимися. Наибольшее число закоренелых атеистов бесспорно находится между людьми, не имевшими достаточно умственных сил окончить университет или другие высшие учебные заведения.

Было бы совершенно понятно, если бы люди одной какой-нибудь школы или какой-нибудь одной отрасли знания делались повально атеистами; тогда, конечно, можно было бы сказать, что учение этой отрасли знания ведёт к атеизму; например, если можно было бы усмотреть, что люди, изучившие естественные науки или медицину, или вообще те научные предметы, которые занимаются строением человека и животных, или их происхождением, или те, которые указывали хотя бы косвенно на то, что такое жизнь, в чём заключается сущность её и причины возникновения материального мира, - делались бы все повально атеистами; но этого мы решительно не видим; например, между студентами-медиками и естественниками столько же атеистов, сколько между студентами-филологами, юристами и математиками, наука которых решительно не имеет соприкосновения ни с чем, что могло хотя бы косвенно им доказывать и опровергать существование Бога. Наука их не имеет ничего общего ни с религией, ни с чем-либо духовным и, казалось бы, не могла никаким образом влиять на их религиозные убеждения, а в действительности она оставляет за собой безверие.