Основы философии - [116]

Шрифт
Интервал

Самобытным мыслителем средневековья был Пьер Абеляр – граф, богослов, профессор, создавший под Парижем свою богословско-философскую школу. Две его книги: «Да и нет», «О вере и знании» не укладывались в богословское толкование Библии, содержали в себе покушение на наличие безусловных истин откровения. В своих философских построениях он от идеи креационизма двигался в сторону деизма, провозглашал допустимость сосуществования истин откровения с истинами разума. Обе эти книги, как подрывающие основы теоцентрического мировоззрения и несущие в себе покушение на абсолютную истинность Библии, по решению Парижского архиепископа были преданы сожжению как еретические, а его личная судьба оказалась трагической: в 40 лет красавец-монах влюбился в дочь парижского каноника Элоизу, поддавшись «греху плоти». О браке не могло быть и речи. Влюбленные бежали, надеясь найти убежище в африканской Мавритании, но на дороге по пути в портовый Лион были перехвачены. Наказание для Абеляра церковь придумала жестокое: ему добровольно пришлось уйти в монастырь, где он пробыл затворником 22 года, до самой своей смерти в 1142 году; добровольно приняла послушание и Элоиза, до смерти не раскаявшись в своем «грехе». В монастыре Абеляр написал покаянную книгу «История моих бедствий», которую церковники активно распространяли, стремясь ею погасить влияние сожженных работ, о содержании которых Париж еще помнил.

Работу Абеляра «Да и нет» можно определить как первую попытку рационалистически прочитать Библию. Фундаментальные истины Священного Писания Абеляр не ставил под сомнение. Единственное, к чему он искренне стремился, это отделить «божественное» от «человеческого» в этой книге. Хорошо владея богословской картиной происхождения Библии, при анализе её текста Абеляр пытался отделить то, что должны были записать «богодухновенные» мужи, от того, что они в действительности записали, стремясь «богоданное» сделать понятным народу Моисея. Такое наслоение привело к тому, что канонизированными оказались и божественные истины, и человеческие добавления к ним, а потому одни положения Библии, безусловно, говорят о Боге как творце и промыслителе мира, а другие места, привнесенные человеком, способны породить сомнение в его бытии. В этой же работе Абеляр, со ссылками на Библию, высказал деистическое положение о том, что не может существовать вечный Бог без такого же вечного мира (Иоан., 1: 1–3).

Работа «О вере и знании» – это показатель чутья умного богослова на невозможность постоянного удержания сознания в русле религиозных представлений о всех видах бытия, своего рода сигнал для церкви на необходимость поисков гармонии между верой и знанием. Абеляр искал пути обоснования права разума на истину, а также пути преодоления противоречий в случаях, когда истины разума вступят в противоречие с истинами веры. Примененный им метод обоснования права разума на знание и истину Абеляр нашел в обосновании специфичности даваемых верой знаний, которые находятся в дарованной нам Богом душе. Душа нам дана Богом для жизни вечной, тогда как разум, такой же дар божий, дан нам для возможности нашего существования в мире дольнем, на земле, где по воле Бога идет «испытание» крепости нашей веры. Истины веры – истины вечные. Истины знания – истины временные, преходящие. Поэтому никакого конфликта между верой и знанием, религией и наукой нет и быть не может, поскольку через знания мы приближаемся к постижению божественного мира и всей мудрости Творца, тогда как через веру мы приближаемся к вечности, постижению первооснов.

Интересным мыслителем средневековья был арабский философ и врач Ибн Рушд (латинизированное имя – Аверроэс), глубокий знаток и комментатор Аристотеля. Ему пришлось отстаивать право философии на самостоятельное существование от нападок как мусульманских, так и христианских богословов, которое он отстаивал в своем трактате «Опровержение опровержения». Не выступая открыто ни против религии, ни против идеи Бога, он, однако, делал попытку покушения на одно из центральных положений религиозного мировоззрения: отрицал абсолютную ценность «истин откровения», отстаивая одновременно и право разума на ее достижение. Формально в этой борьбе с устоявшимися в богословии положениями Аверроэс потерпел поражение, но в итоге этого «поражения» в европейскую философскую культуру проник аверроизм как особое направление в русле теологического мышления, влияние которого в ХII–ХIII вв. ощущалось даже в католических университетах, поскольку из идеи божественной природы разума вытекала идея правомочности соседства истин разума и истин откровения, они не могут противоречить друг другу.

В двухвековый спор сторонников и противников аверроизма пришлось вмешаться даже римскому папе: в XIV веке аверроизм был запрещен в среде религиозной философии. Но в светском мышлении аверроизм остался и возродился вновь в период итальянского Возрождения и протестантской Реформации в Центральной Европе.

В настоящем разделе темы мы указали лишь на несколько имен философов-богословов, чье мышление, при всей субъективной преданности авторов церкви, выламывалось из теоцентрического мировоззрения. Этому способствовала даже сама церковь своим жестким контролем за состоянием мышления в своих рядах, лишив схоластов главного человеческого признака: запретив самостоятельно мыслить. Угроза обвинения в «ереси», а порой даже и отлучения от церкви часто давала сбои. Церковные верхи понимали, что против опасной для религиозного мировоззрения теории необходимо противостоять теорией же, а потому потребность в новых аргументах буквально нависла над замшелым за века богословием. Повторяющиеся из века в век ссылки на церковные «авторитеты» очень часто уже не срабатывали. Объективно назрела задача в поисках философских аргументов в защиту истин религии. И такое «новое слово» в XIII веке было сказано виднейшим схоластом средневековья Фомой Аквинским (1225–1274).


Рекомендуем почитать
Объективная субъективность: психоаналитическая теория субъекта

Главная тема книги — человек как субъект. Автор раскрывает данный феномен и исследует структуры человеческой субъективности и интерсубъективности. В качестве основы для анализа используется психоаналитическая теория, при этом она помещается в контекст современных дискуссий о соотношении мозга и психической реальности в свете такого междисциплинарного направления, как нейропсихоанализ. От критического разбора нейропсихоанализа автор переходит непосредственно к рассмотрению структур субъективности и вводит ключевое для данной работы понятие объективной субъективности, которая рассматривается наряду с другими элементами структуры человеческой субъективности: объективная объективность, субъективная объективность, субъективная субъективность и т. д.


Внеземные цивилизации и религиозное сознание:К постановке темы

Источник: Библиотека "Института Сенергийной Антрополгии" (http://synergia-isa.ru/?page_id=4301#H)


Движущие силы и основные пути развития человеческого общества

Рассматриваются движущие силы развития человеческого общества. Прослеживаются основные пути развития общества (формационный, цивилизационный, управленческий), обусловленные действиями этих сил. Дается механизм социальных изменений и развития общества, в том числе механизм кризиса в СССР.


В темных религиозных лучах. Купол храма

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Собрание сочинений, том 11

В одиннадцатый том Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса входят статьи и корреспонденции, написанные с конца января 1855 по апрель 1856 года.


Письма к сыну

«Письма к сыну» английского писателя, публициста, философа-моралиста, историка Филиппа Дормера Стенхопа, графа Честерфилда (1694–1773) Вольтер назвал книгой весьма поучительной, самым лучшим из всего когда-либо написанного о воспитании. Нас поражает многое в этих письмах с точки зрения иной среды и эпохи, но мы прекрасно понимаем, что эта книга незаурядная и что она получает вневременной интерес именно потому, что является превосходным отображением эпохи, которой она порождена.