В приоткрытую входную дверь просочился здоровенный абсолютно черный котище. Он сперва выставил голову, понюхал воздух, оглядел территорию, потом сделал два шага, оставив снаружи лишь хвост, еще раз осмотрелся и, наконец, решил войти. Приблизился к гостю, тщательно обнюхал штанины, затем с места, одним движением запрыгнул на колени и требовательно ткнулся башкой в руку: мол, гладь. Валерик погладил кота, почесал его за ушами, осторожно поскреб подставленное горлышко. Довольный зверь растянулся у него на коленях и басовито замурчал.
Хозяйка отсутствовала минут десять, и Валерик уже, было, заскучал, но тут, наконец, внутренняя дверь открылась.
– Ну что, все поглядел? – спросила баба Клава. – Гляжу, с Васькой ты уже познакомился. Ну а раз он тебя признал, пойдем. Да не бойся, недалеко.
– Да я и не боюсь, – буркнул Валерик, поднимаясь со стула.
Идти было куда уж ближе – нешироким коридорчиком на скромную кухню. То есть, скромную по размерам, но оборудованную вполне даже современно. Ничуть не хуже, чем у той же Венедиктовны. На плите, модерновой стеклокерамике, стояла большая сковорода, на которой шкворчала яичница с ветчиной из полудюжины яиц. Стол был со знанием дела сервирован на двоих. Баба Клава ловко разложила яичницу по тарелкам, отделив гостю большую часть.
– Э-э-э, – начал было придумывать мотивировку для отказа Валерик.
– Садись, не стесняйся.
Казалось, бабка насквозь видит все его мысли.
– А то я не знаю, что после ДЕЛА всегда покушать хочется. Да садись ты, не стой столбом.
Валерик нерешительно опустился на мягкий стул, взял в руки вилку, нож…
– Ты имей в виду, яишня-то быстро стынет.
После такого настойчивого предложения тянуть было уже совсем неприлично и Валерик, наконец, решился. Отбросив стеснение, он отрезал хороший кус яичницы, положил в рот и заел мягчайшим свежим хлебом.
– Ты маслом помажь, вкуснее будет, – посоветовала хозяйка. – Масло домашнее, ни в одном магазине такого не купишь.
Действительно, свежий хлеб, да со свежим маслом, да с горячей яичницей… М-м-м! Валерик и сам не заметил, как сметал все подчистую.
– Вот и молодец. Видно, хорошо у Лизки поработал. А сейчас давай почаевничаем, да и поговорим о том-о сем, о королях, о капусте… Да не смотри ты так на меня! Поди уж сообразил, что не такая я темная, как выгляжу. Про Лизку-то догадался или рассказать тебе?
– Догадался.
Действительно, секрет был невелик. Бабу Клаву знает весь поселок. И она уж наверняка знает каждого. Знает, кто чем живет, у кого какая радость, или какая беда. Сто процентов, есть и желающие просветить о последних событиях, так что о том, что Лизка матери душу изливала, наверняка в тот же день доложили. А потом простая логика – связать вместе пару фактов.
– Вот и хорошо. Значит, мозги у тебя все же имеются.
Разговаривая, старуха убрала столовые приборы, а взамен выставила изящные чайные чашки тонкого фарфора, розетки с вареньем, с медом, вазочку с конфетами. Сняла с пузатого чайника куклу-грелку и разлила по чашкам густой, крепко заваренный чай.
– Я сахара не держу, так что ты, вон, природными сластями пользуйся.
И сама тут же бухнула в свою чашку полную ложку душистого, прозрачного меда. Дождалась, когда гость сделает первый глоток и приступила к расспросам:
– Ну что, как там у Лизки прошло?
– Успех есть, – осторожно ответил Валерик. – Но я решил не делать все в один раз, опасаюсь. Все-таки мозг, как бы не напортить. Пусть постепенно все идет.
– Что ж, ты лечишь, тебе видней. Тебе, случись что, и ответ держать. Да не зыркай, никто тебя никуда не потянет. Перед собой, перед совестью своей отвечать будешь.
– А как надо было?
– А не знаю. Думаешь, почему я сама не взялась? Потому что сил у меня таких нет. Даже вывернись я наизнанку, не смогу помочь. Сколь силы есть, столь людям и помогаю, в этих рамках и лечение понимаю. А в тебе силы много. Матери, вон, помог – молодец. Дочку Лизкину лечить взялся, даже, говоришь, улучшение появилось. Ты, поди, уже понял, что есть своя мера для каждой болячки. Для синяка достаточно силы с наперсток, а на перелом нужно ведро. И от наперстка толку не будет, можно даже не пытаться. Ну а ты, видать, можешь силу свою бочками мерить.
Старуха помолчала, прихлебывая мелкими глоточками чай, а Валерик принялся исподволь ее разглядывать. Она была старой. Возраст выдавали и глубокие морщины на лице, и тонкая пергаментного цвета кожа рук со старческими пятнами. Но не было в ней дряхлости, немощности. Скорее, даже напротив – чувствовалась сила, здоровье. А ведь лет ей немало… Мать еще девчонкой была, а бабу Клаву уже старой числили. Запросто может быть, что и царя застала. То есть, по самым скромным подсчетам, за сотню лет ей точно перевалило.
Размышления Валерика были грубо прерваны:
– Хорош глаза продавать. Еще насмотришься, будет у тебя время. Скажи лучше, как дальше жить собираешься.
– В смысле? – не понял студент.
– В прямом. Ты сейчас – главная тема сплетен для всего поселка. Только о тебе и разговоров, за неделю весь поселок перебаламутил. И менты к тебе приезжают, и бандиты, и подарки ты матери на многие тыщи надарил. Сейчас вот девчонку на ноги поставишь. Да и в городе, поди, не удержался, наследил. Так что дальше будешь делать?
