Османец - [165]

Эти слова юный Хоук собирался запомнить на всю жизнь.

Энтони встречался с султаном или великим везиром раз в неделю и обсуждал с ними важные государственные дела. Это был ослепительный взлёт его карьеры. У Энтони не было иллюзий насчёт того, почему падишах так внезапно возвысил его. Он был достаточно умён, чтобы понять, что султан благодаря ему пытался обрести энергию и славу своей юности, когда он с такими командирами, как Ибрагим и Гарри Хоквуд, постоянно шёл от успеха к успеху. Таким образом, Энтони Хоквуда меньше всего ценили за его собственные достоинства, скорее он был символом прошлого и символом возможного будущего.

Сулеймана огорчало то, что он не может взять Вену. Эта неудача отравляла ему жизнь, но он намеревался исправить положение, прежде чем умрёт. Готовилась стратегия следующей кампании.

Али Монизиндаде-паша должен был поддерживать мир на Восточном Средиземноморье, пока султан находится на войне. И главное, заставить Венецию сохранить мир и, как уже было не один раз в прошлом, не развязывать войну с турками, когда дож почувствует, что османцы заняты другим делом.

Для этих целей существовал восточный флот: он состоял из ста семидесяти галер. Хоквуд никогда прежде не служил с Али-пашой, но он сразу понял, что этот человек — настоящий адмирал и ничуть не хуже Драгута, Хайреддина Барбароссы или Гарри Хоквуда.

Али Монизиндаде был молодым человеком, всего на несколько лет старше Энтони. Он по достоинству оценил Энтони Хоквуда как моряка и не забывал о расположении к нему падишаха. Энтони стал его адъютантом, хотя Али-паша и допускал мысль, что вскоре Энтони станет его потенциальным соперником. Они сразу подружились.

Вскоре состоялась свадьба Барбары Корнаро с новым любимцем султана. Послы Сулеймана сообщили дожу о том, что он намерен выдать замуж его наследницу за своего фаворита. Это был политический акт, который Совет Десяти вряд ли отверг бы, и действительно, в скором времени был получен ответ с поздравлениями молодожёнам и великолепным подарком — золотым блюдом.

Хоквуд считал, что твёрдо, стоит на ногах. Он хотел, чтобы его мать была так же счастлива, как он сам. Заметно было, что Фелисити радовалась, наблюдая за восстановлением и обновлением дворца Хоуков. Но было также заметно, что она нервничала при мысли о том, что ей придётся разделить всё это с другой женщиной, которая будет обладать такими же правами, как она сама. Теперь эти страхи были позади.

— Она невинна и спокойна, очень хорошо воспитана... да и что другое можно ожидать от девушки такого происхождения? И в высшей степени обаятельна. Она красива, Энтони. Я сама не выбрала бы лучше.

— И она счастлива, моя дорогая мама?

— Ну, по поводу этого я ничего не могу сказать. — Фелисити нахмурилась. — Её мать — настоящая ведьма. Она хочет доказать мне, что она знатная госпожа, или по меньшей мере, что была знатной госпожой. Я также хотела доказать ей, что её дочь не могла бы выйти замуж лучше, по крайней мере в Истанбуле. Девочка, кажется, понимает это. Но что касается счастья... какое оно имеет отношение к браку? По крайней мере, до самого события?

— Ну, девочка, ты готова?

Тон Беатриче Корнаро предполагал, что её дочь собирается взойти на эшафот.

Но разве это не так? Барбара раздумывала. Везир дал понять, что Хоук-паша — англичанин и христианин, но нельзя спорить, что Энтони Хоквуд, турецкий военачальник, последний из династии турецких пашей, — человек, известный как пират и вероотступник, каковыми были и его предки. Он, может, и чтит Папу Римского, но вряд ли его можно назвать христианином.

«Он попытается пользоваться твоим телом варварскими способами», — предостерегала Беатриче. Но она не уточняла, что это за способы...

Барбара в дни ожидания пыталась приготовить себя, но ей понадобилась вся сила как разума, так и тела, чтобы проследовать за своим отцом по лестнице к ожидавшей их карете. Пажи услужливо подобрали длинный шлейф её белого платья.

Она была закрыта вуалью и возблагодарила за это небеса. Они ехали через весь город к католическому собору, который Сулейман, считая себя веротерпимым человеком, позволил построить. Толпы народа приветствовали Барбару и, без сомнения, знали цель её поездки.

Очень странно, что вокруг собора также собралась толпа, хотя конгрегация была довольно маленькой и состояла только из католиков Истанбула. Ни один приверженец ортодоксальной веры не вошёл бы в собор без благословения Папы Римского.

Венерианский посол ждал их вместе с исповедником Барбары, выполнявшим свои обязанности последний раз и выглядевшим как приговорённый к смертной казни через повешение. Они шли впереди Барбары по проходу, туда, где у алтаря стоял её будущий муж.

Барбара почти не дышала. Хоквуд был в полной экипировке турецкого военачальника, как будто готовый идти на войну. Его рубаха и шаровары были из голубого шёлка, сапоги из шагреневой кожи были подобраны в тон одежде. Его кираса была выложена золотом и серебром и сверкала в лучах света струящегося из окон. Голова Энтони была не покрыта по правилам христианской церемонии, но его шафер, турок, которого, совершенно очевидно, ошеломило всё происходящее — это был адмирал Али Монизиндаде, — был в стальном шлеме, обёрнутом в тюрбан. Он держал Энтони под локоть.