Оскверненные - [2]

– Потому что ты напыщенный и слабый. А задиристых всегда в первую очередь мочат, – ответил за меня Генри Кетч и дал пятерню Лаймону Гринкли, который охотно поддержал друга.

– Жертвенная овечка? Скорее надменный баран, – сказал он, и они с Генри захихикали.

– Да идите вы, придурки! – огрызнулся Николас, поднимаясь со ступеньки, на которой сидел рядом со мной.

– Успокойся, Ники, – пришлось вторгнуться в беседу между друзьями, чтобы они опять не поссорились. Генри и Лаймон часто любят подкалывать Николаса. – Я только собираюсь тебя убить, никто ведь не говорил, что у меня это получится, – оправдывался я.

– Это же твой рассказ, конечно у тебя все получится! – парировал он.

Я не нашелся чем возразить.

– Постой, Ники!

И он убежал.

Оно и ясно почему они всегда издеваются над ним, я имею ввиду Генри и Лаймона. Лоренцо Бутч – известный мультимиллионер, газетный магнат, и наша городская газета полностью принадлежит ему, а светловолосый мальчишка Николас – его сынишка. У него была голливудская внешность: миленькое личико, сладкая улыбка и солнечные волосы. Все данные для того, чтобы стать первоклассным актером. Его дом располагался в богатом районе Мидл роуд – сборище элиты, именно там обитали высшие слои общества. Хотя в отличие от других, Николас не был испорченным парнем. Думаю он хотел быть, как все, поэтому-то и завел дружбу с нами – простыми детьми, выросшими на просторах неблагополучных улиц Уаганды и Кравц стриит. У нас не было дорогих машин, роскошных домов, дворцовых кроватей и Генри с Лаймоном, как самые настоящие хулиганы с грязных улиц подначивали за это нашего богатенького, разодетого в модные вещички, друга. Конечно это было не справедливо приклеивать на человека ярлык только потому что он не такой, как мы, но очень им хотел стать.

– Ну и что там дальше, Дилан? – заинтересовано спросил меня Генри.

– Потом дочитаю, – сказал я, поднимаясь с насиженного места, и сунул тетрадь подмышку, – сейчас уже урок скоро начнется. Пойдемте в класс.

Мы поспешили в школу.

На уроке я все время пялился на Аманду. Она сидела на первой парте и внимательно слушала мистера О'Мэлли, который стоял напротив доски и вертел указкой, рот его постоянно двигался, словно жил собственной жизнью, но слов я так и не разобрал. Вроде что-то о синусах и выделении… а, нет, делении, точно делении…

Аманда Милдрей – самая умная в нашем классе, и самая красивая девочка в школе. У нее такая миленькая родинка на переносице. Волнистые белокурые волосы спадали ей за спину и мягко ложились на плечи. Она так привлекательно морщит носик, когда смеется, у нее восхитительный смех и замечательная улыбка, от которой на румяных щеках у нее появляются ямочки, а еще большие зеленые глаза – в них отражался весь мой стеклянный мир, который я боялся разбить. Я был тайно в нее влюблен еще с первого класса, но не мог признаться. Боялся услышать отказ, это разорвало бы мое сердце на мелкие кусочки. Поэтому по возможности старался делать все, чтобы развеселить свою королеву: подсовывал разные подарки, выполнял мелкие поручения (например, вымыть доску, когда наступала ее очередь). А однажды подложил в ее парту плюшевого мишку с запиской, типа: «от безумно влюбленного поклонника». Ей это так понравилось, а, как пела от этого моя душа – не передать словами.

Каждое ее обращение ко мне, каждый взгляд, брошенный в мою сторону, я воспринимал, как благословение и принимал его в полной мере, ибо не знал, когда еще представиться шанс получить такой несказанный подарок свыше.

– Дилан? Дилан!? Ты оглох, что ли?

Мистер О'Мэлли грозно возвышался надо мной, сжимая в руках указку. Его глаза сузились, брови были опущены. Он чем-то недоволен, и я подозреваю чем. Кажется я опять задумался в самый не подходящий момент.

– Э-э-э, эм… простите, что вы сказали? – спросил я, встрепенувшись и часто заморгав.

По классу тут же прокатилась волна хохота. Учитель оглянулся и все замолкли, как будто он нажал на специальную кнопку, которая контролирует учеников. Неплохо было бы иметь такую кнопку, но что-то я опять замечтался.

– Будь добр выйти к доске и решить этот пример, – сквозь зубы повторил он.

Я поднял глаза на классную доску, и в груди быстро забилось сердце. Мы разве уже решаем такие уравнения?

– Ну же, ты тратишь наше время впустую, Дилан, – строго заговорил мистер О'Мэлли. – Ну же, ну же!.. Ну же!

– Э-эм… может быть кто-нибудь еще хочет? – предложил я, хотя понимал, что это бессмысленно. Нет еще тех учеников в нашем классе, кто с радостью согласился бы выйти решать примеры добровольно. За исключением, пожалуй, редких случаев.

Я медленно встал из-за парты, растягивая время, в надежде, что скоро прозвенит звонок, и тогда не опозорюсь перед одноклассниками и друзьями, но больше всего волновало, что думает на этот счет Аманда. Проходя мимо ее парты, я увидел, как она улыбнулась мне, и даже подняла большой палец вверх в знак поддержки. На моем лице мгновенно растянулась глупая нервная улыбка, от чего я покраснел. Стало только хуже. Здравые мысли окончательно покинули меня, просто улетели, как воздушные шарики. Напала одышка. Я вытер вспотевшие ладони о джинсы и нервно сжал рукава рубашки. Что делать?