Осколок Вселенной - [18]

Она ответила, высвобождая волосы:

– Ничего моим глазкам не сделается, если ты не будешь пускать в них свой сахарный сироп. Я уже видела тебя таким, и меня не проведешь. Что тебя тревожит теперь, дорогой?

– То же, что и всегда. Что я напрасно похоронил тебя здесь, в то время как в Галактике нет ни одного вице-королевского двора, который бы ты не украсила.

– Что еще? Полно, Энниус, не шути со мной.

Энниус покачал головой в темноте:

– Не знаю. Должно быть, меня одолели разные досадные мелочи, вместе взятые. Шект со своим синапсатором, Арвардан со своими теориями и всякое другое. Ах, что толку. Флора, – от меня здесь никакой пользы.

– Предутренние часы – не самое подходящее время для того, чтобы сводить счеты с совестью.

Но Энниус продолжал.

– Эти земляне! – процедил он сквозь зубы. – Такая горстка людей и так досаждает Империи! Помнишь, Флора, когда меня только назначили прокуратором, старый Фарул, мой предшественник, предупреждал меня о том, что готовит мне этот пост? Он был прав. Он еще недостаточно серьезно предостерег меня. А я тогда смеялся над ним, считая его в душе жертвой старческого бессилия. То ли дело я – молодой, дерзкий, активный. Кому и править, как не мне? – Он помолчал, погрузившись в себя, и заговорил как будто без связи с прежними словами: – Но не зависящие друг от друга доказательства убеждают меня в том, что земляне снова больны мечтой о восстании. Ты знаешь доктрину Общества Блюстителей? Она гласит, что Земля в свое время была единственным обиталищем человечества, что она избранный центр Вселенной и только здесь существует истинный человек.

– Но ведь то же самое говорил нам Арвардан два дня назад.

В такие минуты лучше всего было дать мужу выговориться.

– Да, говорил, – сумрачно согласился Энниус, – но он говорил о прошлом, а блюстители ведут речь о будущем. Они говорят, что Земля снова станет центром Вселенной. Уверяют даже, что это мифическое Второе Царствие вот-вот наступит: Империя рухнет в некой вселенской катастрофе, а Земля восстанет во всем блеске своей древней славы… – Голос прокуратора дрогнул. – Во всей красе отсталого, варварского, зараженного мира. Эти бредовые идеи уже три раза поднимали их на восстание, и жестокие расправы ни на волос не поколебали их слепой веры.

– Они всего лишь бедные, несчастные люди, – сказала Флора. – Что им остается, кроме веры, если все остальное у них отнята – нормальный мир, нормальная жизнь. Они лишены даже сознания своего равенства со всей прочей Галактикой, потому и уходят в свои мечты. Можно ли их за это упрекать?

– Еще как можно, – вскричал Энниус. – Пусть меняют свои мечты в корне и борются за ассимиляцию. Пока что они не отрицают, что отличаются от других людей, но хотят разом получить все, что эти другие имеют. Не может же Галактика подать им это на блюде. Пусть откажутся от своего сектантства, от своих устаревших преступных Наказов. Пусть станут людьми – и все будут считать их людьми. А останутся землянами, такими их и будут считать. Ладно, оставим это. Синапсатор – вот что не дает мне спать.

И Энниус задумчиво посмотрел на восток, где глубокая чернота неба едва начинала сереть.

– Синапсатор? Тот прибор, о котором доктор Арвардан говорил за обедом? Ты летал в Чику, чтобы узнать о нем побольше? – Энниус кивнул. – И что же ты выяснил?

– Да ничего. Я знаю Шекта – хорошо знаю, И вижу, когда он чувствует себя свободно, а когда нет. Так вот, Флора, все время, пока он говорил со мной, его терзала тревога. А когда я ушел, его прямо пот прошиб от облегчения. Тут какая-то нехорошая тайна, Флора.

– Но машина-то работает?

– Что я понимаю в нейрофизике? Шект говорит, что не работает. Он позвонил мне и сказал, что испытуемый чуть не погиб, но я ему не верю. Он был вне себя от волнения. Более того – он торжествовал! Испытуемый выжил, и эксперимент удался, иначе я уж и не знаю, что такое счастливый человек. Значит, он лгал мне? И синапсатор действует? И способен создавать гениев?

– Тогда зачем держать это в секрете?

– Зачем, зачем! Ты разве не понимаешь? Почему восставшие земляне каждый раз терпели поражение? Да потому, что силы были слишком неравны. А если увеличить интеллект среднего землянина в два раза? Или в три? Может быть, тогда силы перестанут быть неравными?

– Ох, Энниус.

– Мы окажемся в положении обезьян, воюющих с людьми. И каковы тогда будут наши шансы?

– Право же, ты пугаешься тени. Они не смогли бы этого скрыть. Всегда можно запросить из Департамента внешних провинций пару психологов и поручить им вести выборочное тестирование землян. Если коэффициент умственного развития резко превысит норму, это сразу же будет заметно.

– Да, наверное. Но дело, может быть, и не в синапсаторе. Я ни в чем не уверен, Флора, кроме того, что восстание назревает. Будет что-то похожее на семьсот пятидесятый год, если не хуже.

– Готовы ли мы к этому? Ведь если ты так уверен…

– Готовы ли? – рассмеялся лающим смехом Энниус. – Мы-то готовы. Гарнизон в полной боевой. Все, что можно было сделать с подручным материалом, я сделал. Но я не хочу восстания, Флора. Не хочу войти в историю, как прокуратор эпохи восстания. Не хочу, чтобы мое имя связали с бойней и смертью. Сейчас меня наградят, а лет через сто во всех учебниках обзовут кровавым тираном. Помнишь вице-короля Сантании в шестом веке? Разве он мог поступить иначе, чем поступил, хотя при этом и погибли миллионы людей? Тогда его восхваляли, а кто теперь скажет о нем доброе слово? Я предпочел бы войти в историю как человек, предотвративший восстание и спасший бесполезные жизни двадцати миллионов глупцов.