Осколок ордена - [3]

— Зачем же вы вернулись? — спросил Стас.

— Да, три дня назад вернулся. Зачем — чуть позже скажу, а сейчас загадку вам загадаю. Знаете, кого в тот час, когда я прилетел, в аэропорту встречали? Телевидение, газеты? Ого-го, какого человека! Которого вы в свое время обули, ребятки, и он никак не забудет это и не простит. Просто ваше счастье, он еще не знает, кто так классно это проделал. Разве может он подумать на вас?!

— И на вас, — сказал Стас. — Идея, кстати, была ваша.

Рассадин отпил маленькими глотками вино из бокала, блаженно прикрыл глаза:

— Спасибо, Аланчик, сие есть не бормотуха, не паленка — истинно напиток богов. Что же касается вас-нас, то истина, Стас, знаешь в чем?

В бумагах, которые хранятся у меня. А там черным по белому расписано, кто кинул на миллионы нынешнего члена правительства, и моей фамилии, поверьте, нигде нет. А ваши — есть.

— И дальше что? — спросил Стас.

— Неужто тебе, умному человеку, непонятно? Вот теперь я скажу, зачем вернулся туда, где по-прежнему бедлам и никакого порядка. Из рая — в ад. Вы сами не догадываетесь?

— Ностальгия по родине, — буркнул Стас.

— Очень остроумно. Но все проще. Там, где рай, деньги хорошо тратить, а не зарабатывать. Вот я их и потратил, быстрее, чем думалось. А у нас у каждого их тогда немало было, так же? И добыты они были... Вот сейчас государственные мужи ищут кандидатур на роль участников экономических преступлений, чтоб их на съедение толпе бросить. Время от времени, знаете ли, такие жертвоприношения надо делать. Лучше всего в этот список включить тех, имена которых и не совсем вроде первые, но и не последние. Ты, Стас, в эту категорию попадаешь. Ты в Европе и Азии договора заключаешь, о тебе газеты пишут. Алан пойдет к тебе довеском.

На некоторое время за столиком воцарилась тишина. Алан во все глаза смотрел на товарища, ждал, что тот ответит бывшему боссу.

— Сколько ты хочешь? — спросил наконец Стас.

— Наличкой? Нет. Долю в твоем бизнесе хочу. Допустим, пятьдесят на пятьдесят. Бумаги, которые я сохранил, стоят того, честное комсомольское.

Стас хмыкнул, встал со стула:

— До свиданья.

Рассадин, не меняя ироничного тона, попробовал его удержать:

— Я прошу всего половину. Но будешь ерепениться — можешь потерять больше. Подумай. Ровно месяц тебе на это даю.

— Можешь считать, что месяц прошел, — сухо сказал Стас, вытащил из кошелька купюру, положил ее возле своей тарелки и направился к выходу.

Алан как-то нервно посмотрел вслед ему, тоже достал кошелек, но смутился под потяжелевшим взглядом Рассадина:

— И этот туда же... Алан, ты помнишь, какие у меня тут связи были? Так вот, они остались. Поэтому ты, наверное, поверишь, что через пару дней в газетах появится информашка о том, что некий московский ресторатор, лицо кавказской национальности, связан с боевиками, оказывает им материальную поддержку и есть свидетельства того, что им и его заведением заинтересовались соответствующие органы. Хочешь такой публикации?

— Я чист перед законом, — неуверенно ответил Алан. — Меня сто раз уже проверяли, и именно потому, что я лицо кав...

— Еще сто раз проверят! Да так проверять будут, что без штанов в свои горы побежишь!

— И чего вы от меня хотите?

Рассадин вновь, теперь уже демонстративно, оглядывает зал ресторана, сцену, охранников...

Тот, который с наушником, допил воду, закончил дирижировать, но слушать не перестал. Правда, не музыку.

Панин, а это был он, слушал переговоры за столом.

— Чего хочу? — спросил Рассадин. — Хорошее у тебя гнездышко. Я давно мечтал приобрести что-то в этом роде.

Вадиму здесь делать было больше нечего, он вышел из ресторана и оглядел автостоянку. Собственно, и оглядывать-то нечего: поскольку заведение еще закрыто, кроме машины Стаса, здесь стоял ярко-синий «Форд». Стало быть, Рассадин приехал на нем.

2

Книжные развалы начинаются от входа в метро, оккупируют маленькую площадь и переходят даже на тротуар. Столики создают помеху прохожим, но никто не ропщет. Самый читающий на планете народ объелся классики, истосковался по иной литературе, точнее, хочет увидеть ее, хочет узнать, кто еще писал в этом мире книги, кроме Пушкина, Белинского, Драйзера и Бальзака. Покупателей, особенно у метро и вокзалов, много, офени ими не дорожат, ведут себя, как считают нужным. Наглеют, но не совсем, конечно. Водку держат в бутылке из-под «Ессентуков», пить стараются не морщась и не вздрагивая, закусывая маринованными огурцами с бутербродами. А что, обед без отрыва от производства.

Мишка Гречихин держит в одной руке уже пустой пластиковый стакан, в другой огрызок огурца, передает это хозяйство соседу справа, а человек, стоящий слева, смотрит на просвет «Ессентуки» — там осталось граммов сто.

Возле него уже минут десять стоит женщина, перебирает книги, читает навскидку, открывая их на произвольной странице, изучает аннотации.

— Мадам ищет что-то конкретно? — спрашивает офеня с бутылкой.

— Да. Что-нибудь подешевле, в дорогу.

— Так это вот там, — показывает он на киоск, стоящий метрах в пятидесяти.

— Да? Большое спасибо, зайду туда. А что вы мне посоветуете взять?

— Туалетную бумагу.

Потенциальная покупательница скукоживается, шарахается от лотка, а продавец кричит ей вслед: