Осколки судеб - [14]

Пол предложил ей напитки.

– Нет, спасибо. Когда ты приобрел эту картину? Последний раз, когда я была у тебя, ее здесь не было.

Он улыбнулся.

– Уже четыре года назад. Ты и правда помнишь, что тогда было в этой комнате?

– Я помню, чего в ней не было.

– Ну, я ее прятал. Тебе нравится?

– Недурна, хотя не дотягивает до твоего обычного уровня. Подражание Густаву Климту.

– Боюсь, что да. Хотя художник, возможно, не сознавал этого, когда писал ее.

– Какая разница, сознавал он это или нет? – Все – поэзия, архитектура, все искусство – это повторение того, что уже было. Подражание с каким-то новым поворотом, создающим впечатление оригинальности! Кто такая Ильза? – отрывисто спросила она.

Пол поднял брови.

– Как кто? Она приехала из Германии после того, как Гитлер…

– Я знаю, – перебила Агнес. – Я сидела рядом с ней за столом. Я спрашиваю, собираешься ли ты жениться на ней?

– Боже мой, Агнес, я же женат, ты что, забыла?

– Конечно, нет. Но, кажется, твоя жена умирает. Когда она умрет, тебе следует жениться на Ильзе, прежде чем она уйдет от тебя.

– Спасибо за совет, – сухо ответил Пол, а про себя усмехнулся: родственники всегда считают себя вправе давать советы, которых никто не просит.

– Надеюсь, ты ему последуешь. Она настоящий человек. Настоящий.

– Я знаю. Кстати о женитьбе, а ты не собираешься замуж? Ты ведь помоложе меня лет этак на двадцать.

– На двадцать два. Но брак меня не интересует. Пожалуй, я все-таки выпью. Бренди.

Пол подал ей бокал и пошел в библиотеку, где Мег и ее сын Тимоти разговаривали с Ильзой. Он сразу почувствовал, что две женщины нашли общий язык. Человек посторонний задался бы, вероятно, вопросом, почему это доставило Полу такое удовольствие, но каковы бы ни были причины, ему это приятно и все. Взяв стул, он подсел к беседующим.

Тимоти Пауэрс всегда, с детских лет, был любимцем Пола. Мальчиком он не мог не вызывать симпатии – крупный, светловолосый, здоровый, заядлый спортсмен. Вдобавок, у него был живой ум. Сейчас ему за тридцать, и он сохранил все эти качества. Он ничем не напоминал ни своих родителей, ни сестер, отличаясь от них так сильно, как одно человеческое существо может отличаться от другого. В последние годы он преподавал современную литературу в различных университетах, главным образом на Среднем Западе, и Пол редко видел его.

– Так вот, возвращаясь к теме нашего разговора, – сказал Тимоти и объяснил Полу: – Мы говорили о послевоенных лагерях для перемещенных лиц.

– Если бы не английская блокада, я сейчас жила бы в Израиле. Тогда это была Палестина, – сказала Ильза. – Я всегда хотела поехать туда.

Она бессознательно сжала руки привычным жестом, который Пол хорошо знал. Жест этот свидетельствовал о внутреннем напряжении, охватывавшем ее всякий раз, когда речь заходила об этом аспекте ее прошлого. Затем тихо продолжила:

– Французы считались нашими друзьями. И, однако, Франко – ну не абсурд ли это? – именно Франко впустил в свою страну двадцать пять тысяч евреев во время войны и отказался выслать их назад в Германию. Французы же, ничтоже сумняшеся, отправили евреев на смерть.

– К нашему стыду должен признать, что мы тоже не слишком много для них сделали, – вставил Пол.

– Я всегда считал, что Рузвельт симпатизировал евреям, – заметил Тимоти.

– Он выступал с такими заявлениями, – ответил Пол, – но ни он, ни Черчилль не согласились разбомбить железнодорожные пути, ведущие к лагерям смерти. Вейцман[8] умолял об этом Идена,[9] но тот отказался. Его симпатии, как хорошо известно, были на стороне арабов, возможно, потому что они так живописно выглядят в своих куфиях.[10]

– Потрясающе! – сказал Тимоти. – Я и понятия не имел. Для меня это откровение.

Пол не захотел да и не мог сказать, что его никогда не переставало удивлять, как же мало людей знают правду о том, что происходило в те годы.

– Все это так интересно, Пол. Я думаю, мне следует съездить в Израиль. Ты ведь был там.

– Дважды. В сорок восьмом, когда было создано это государство.

– Если ты снова туда поедешь, возьми с собой и меня.

– Что ж, я и в самом деле намерен съездить туда еще раз, может, даже в будущем году.

– Со времени войны за Суэцкий канал три года назад я не переставал задаваться вопросом, что же там в действительности происходило?

– Что происходило? По сути дела, целью войны было не допустить, чтобы Насер стал лидером арабского мира и оттеснил израильтян к морю.

– Наверное, – продолжал Тимоти, – меня эти проблемы интересуют потому, что дедушка был евреем. Конечно, я знал об этом с детских лет, но никогда не задумывался по-настоящему. В семье не соблюдали никаких еврейских традиций, так что неудивительно, если бы я вообще забыл об этом.

Это было правдой. Дядя Альфи и сам старался забыть о своей национальности, хотя всегда щедро жертвовал на еврейскую благотворительность, Мег заерзала на стуле. Что это – случайное совпадение, или тема разговора вызвала у нее чувство неловкости? Когда бы Пол ни думал о своей семье, ему всегда казалось странным, что Мег, как и он сам, прямой потомок старой леди с подсиненными седыми волосами в черном шелковом платье – гордой Анжелики из Нового Орлеана, носившей фамилию де Ривера – прихожанки синагоги в Саванне и Чарльстоне, элиты еврейской общины, уже существовавшей за сотню лет до образования Соединенных Штатов. Но, подобно потоку, уходящему вдруг под землю, все наследие прошлого по этой линии оборвалось на Мег и не передалось ее детям. Правда, у Мег были не менее благородные предки и со стороны матери. Должно быть, мысли о собственном происхождении вносили смятение в душу Мег, когда она была ребенком, хотя он, конечно, не знал, насколько сильно это на нее повлияло. Как бы то ни было, Айрис была единственной продолжательницей рода, а она была для него недосягаема.