Осколки нефрита - [127]

— Я Властелин времени, — прорычал Ометеотль. — Если это солнце достанется Тлалоку, я дождусь следующего.

— А если в следующий раз никто не предложит себя тебе в жертву? — У Арчи стали неметь руки. Время шло — и истекало.

— Тогда я подожду еще.

— Если никто не будет приносить тебе жертвы, про тебя никто и не вспомнит. Ты останешься совсем голодным. Ты когда-нибудь испытывал такой голод? Прошла всего половина эпохи, а ты уже проголодался. Ты отворачиваешься от своего вековечного соперника лишь ради того, чтобы получить одну-единственную жизнь. Когда я умру, Тлалок наестся вволю. А что будешь есть ты? Свое собственное сердце? Или попробуешь на вкус дым от жертвенных костров Тлалока?

От гнева Ометеотля звезды погасли.

— Я попробую на вкус твою жизнь!

Нож воткнулся глубже, и Арчи вскрикнул. С каждым ударом сердца тело пронзала боль, а кровь текла по рукам непрерывным потоком. Только последние два пальца еще удерживали нож, мешая ему пронзить сердце. Вонь гниющих джунглей не давала дышать.

— Неужели моя жертва так мало стоит? — воскликнул Арчи. — Я предлагаю тебе свою жизнь, а ты и пальцем не пошевелишь, чтобы убить своего смертельного врага и спасти мою дочь!

— Так вот чего ты хочешь от меня, Арчи Прескотт! — пропел Ометеотль, словно девица, дразнящая ухажера. — Ты хочешь уничтожить чакмооля и спасти свою дочь от смерти?

— Да, — со слезами признался Арчи. — Вот что я прошу взамен моей жизни.

— Так ведь я уже это сделал, — ответил Ометеотль. — Или ты думал, что я испугаюсь своего противника? Как ты мало знаешь, несмотря на свое красноречие. И довольно пустых речей. Ты даже о себе слишком мало знаешь.

Нож потихоньку вырывался из окровавленных рук Арчи и погружался все глубже.

«Я продал душу дьяволу, — безразлично подумал Арчи. — И он пришел получить свое».

Как только Арчи вонзил в себя нож, все изменилось. Огонь взметнулся вверх и потемнел, заполнив тенями каждое углубление в пещере. Чакмооль перевел взгляд с Джейн на статую.

Пламя лизало изваяние: нарисованные вокруг глаз круги сгорели, исчезли головной убор из перьев и ожерелье из черепов в руке. Вместо них из огня стала выступать другая статуя — человеческая фигура без всяких украшений. Она возвышалась над чакмоолем, и пещера застонала, когда стена позади статуи растянулась. Фигура вошла в огонь, и пламя приникло к ней, облепило со всех сторон, отбрасывая противный темный свет и разрывая нити раскаленного камня, которые все еще соединяли статую со стеной.

— Ометеотль, Тецкатланекци, ин тейокойани, — проскрипела статуя. Она начала расти, и по ней пошли трещины, которые словно раствором заполняли языки пламени.

Джейн обожгло волной жара, и она невольно со свистом втянула в себя воздух. Перья ее накидки превратились в тысячи язычков пламени. Она закричала, скатилась с алтаря и неловко упала на землю, пытаясь сбить пламя. Великолепная накидка дергалась во все стороны, стараясь оказаться подальше от горящей статуи. Одно за другим перья взрывались, оставляя крошечные облачка дыма.

Огонь перепрыгнул с перьев на чешуйчатые болячки на руках Джейн и сжег брови на ее лице.

«Нет! Ведь меня же исцелили, — подумала она. — Чакмооль исцелил меня, и мой путь…»

Однако болячки не исчезали — только почернели от огня. Пламя лизало их и пробралось под накидку, обжигая жесткую корку болячек на спине. Потом загорелось лицо, и сквозь языки пламени Джейн смотрела, как статуя схватила чакмооля и вырвала его сморщенное сердце.

— Чувствуешь, как нож приближается к сердцу? А ты приближаешься ко мне. — Очертания Ометеотля расплывались. Арчи видел только ненасытное любопытство Древнего бога — то же самое любопытство, с которым смотрел на него Уильям Уилсон, когда спросил: «Где была твоя душа?»

Нож проник в сердце.

У Арчи потемнело в глазах, в лицо ударила волна жара, принеся с собой острую вонь горящей плоти и паленых волос.

— Джейн! — взвыл Арчи, и его тело, лежащее на алтаре, изогнулось дугой. Обсидиановое лезвие вошло в грудь по самую рукоятку. — Хелен… Я сделал все, что мог.

— Хочешь в последний раз посмотреть на дочь? — спросил Ометеотль. Конечно же, Арчи хотел. Джейн каталась по полу, охваченная темным пламенем. Позади нее стояла громадная статуя, за которой стена пещеры растянулась и прогнулась, словно раскаленная пуповина из камня. Огонь лизал чакмооля, и у Арчи заболели уши от шипения капель дождя, падающих в огонь. Глаза застлала пелена, словно пещера наполнилась паром, и сквозь непроглядный туман Арчи на мгновение увидел Джейн — здоровую и невредимую, как ветром обдуваемую темным пламенем.

— Видишь, она жива, — сказал Ометеотль. — Немногим улыбается счастье увидеть такое приятное зрелище перед смертью.

Чакмооль вопил в железной хватке статуи, которая схватила его одной горящей рукой за горло и приподняла над землей. Вспышка обжигающего света вырвалась изо рта статуи, когда она проглотила сердце чакмооля. Пламя полыхнуло до потолка, и Арчи увидел лицо Хелен.

Каменные нити, привязывавшие статую к стене, лопнули, и появилась дыра, отверстие тоннеля, который вел прямо в ад. Или в Миктлан — Арчи разглядел пустыни, нагромождение горных пиков и маленькую красную собачку, терпеливо ожидающую его.