Осколки неба, или Подлинная история "Битлз" - [91]

Последними умрут Аранович и Мамодас…»

Утро было тяжелым. Раскалывались головы, пухли глаза. Дилан лечился дешевым вином и поил им Арановича с Мамодасом, приговаривая: «Пейте, пейте, млекопитающие, Боб вас в беде не оставит…» А Джордж читал вслух «Постулаты Пола Маккартни» и хохотал больше других. Он уговорил Пола подарить эту тетрадку ему.

Труднее всех пришлось Ринго. Он не приходил в твердый рассудок несколько дней, непрерывно пил спиртное и глотал амфетамин. Вскоре он впал в глубочайшую депрессию.

Однаджы вечером он, пошатываясь, вывалился из номера и пошел к лифту.

– Ты куда это направился? – заметил его пьяненький Нил.

– Туда, – Ринго неопределенно махнул рукой.

– Зачем?

– Я хочу себя убить, – пробормотал Ринго и двинулся дальше.

Нил, уже усвоивший местный сленг, усмехнулся и покачал головой. «Колеса, что ли, кончились?»

Но Ринго и не думал принимать таблетки. Он действительно решил умереть.

«Кому я нужен? – чудом выйдя из отеля незамеченным, рассуждал он. – Никто, никто меня не любит. Эти вшивые канадцы обозвали меня евреем. Пол сказал, что будет на мой нос вешать свой пиджак и еще хотел прихлопнуть меня кирпичом. А Джон нассал мне в ботинки. И уверяет, что пролил чай… Что?! Пролил во все ботинки, кроме своих?!»

Ринго остановился и огляделся в поисках места, где бы он мог тихо, и никому не мешая, совершить какой-нибудь суицид. Рядом резко затормозила машина и из нее вылез полицейский.

– Эй, парень, с тобой все в порядке? – спросил он.

Ринго посмотрел на него затуманенным слезами взором:

– Дяденька, это что за город?

Полицейский усмехнулся:

– Во дает! Это Индианаполис, дружок. Ты, видать, не в себе. Говори-ка адрес, мы тебя живо довезем до дома.

– Лондон, Уэтхали Хауз. Второй этаж.

– Да ты иностранец! А тут-то что делаешь?

– Я хочу умереть. Не подскажете, где это у вас делают? – помолчав, он добавил: – Пожалуйста…

Полицейский присвистнул.

– А ну, залазь в машину.

Ринго послушно сел в автомобиль.

– Слушай, мне что-то лицо твое знакомо, – заметил второй полицейский. – Где я тебя видел?

– Везде, – ответил Ринго. – Я барабанщик из «Битлз».

Полицейский вгляделся внимательнее и воскликнул:

– Слушай! А ведь верно! Ты – Ринго Старр! Вот не ожидал! Ты что же тут делаешь?

– А он решил умереть, – доложил напарник. – Не дадим?

– Не дадим! – полицейский завел машину. – С чего это ты решил себя убить?

– Джон Леннон нассал мне в ботинки, – жалобно объяснил Ринго.

– Ну и порядочки у вас, у звезд, – покачал головой тот. – У меня было так, с кошкой. Я ее за это утопил.

– Джона Леннона не утопишь, – посетовал Ринго и заплакал.

«Совсем паренька извели», – пробормотал полицейский.

Почти всю ночь они катали Ринго по городу, а под утро привезли его на трек, где проходили ежегодные автогонки. Полицейские позволили ему сесть за руль, и Ринго целый час нарезал круги, разгоняя хандру.

Потом они поехали в гости к одному из полицейских, где пообедали, и Ринго, поиграв с его пяти– и шестилетним сынишками, завалился спать.

На концерт он прибыл за несколько минут до начала.

– Где ты был!!! – орал Эпштейн, которого чуть было не хватил сердечный приступ.

– Я снова с вами, друзья! – не слушая его, обнимался Ринго с остальными. – Как мне вас не хватало!

Ринго отработал на концерте без тактового барабана, так как ноги у него совсем не двигались. Как и следовало ожидать, этого никто не заметил.

6

Очередное обострение тонзиллита у Ринго уже ни для кого не стало сюрпризом. На днях, к его искреннему смущению, его избрали почетным вице-призедентом Лондонского медицинского университета. Наверное, потому, что из всех «Битлз» он имел самые тесные контакты с медициной. Заболев, он угодил в клинику этого самого университета, и носились тут с ним, как с писаной торбой.

Добровольной сиделкой вызвалась быть его старая знакомая – маленькая суматошная брюнетка по имени Морин Кокс, которая приехала из Ливерпуля специально для этого. Во всяком случае, так считалось. В первый же день она принесла ему гостинец – пакет с мороженым. Само собой, мороженого Ринго было нельзя, потому, разговаривая с ним, Морин сама уплетала порцию за порцией:

– Представляешь, Ричи, а ведь я уже не помошница парикмахера, – тараторила она. – Представляешь?!

– Уволили? – прохрипел Ринго.

– Да ты что?! Да как ты мог подумать? Как у тебя язык-то повернулся? Я теперь – парикмахер! Мастер! Ну?! Что же ты не радуешься?

– Поздравляю, – вымученно улыбнулся Ринго. – Ты в Лондон надолго?

Морин, загадочно поводив пальцем по одеялу, объяснила:

– Ну-у… Как пойдут дела… Наверное, на недельку. Или на две. Или больше. Как скажешь… – последнюю фразу она произнесла так тихо, что Ринго не расслышал ее.

– Может, у меня остановишься? Я сейчас один живу. И кактусы некому поливать.

– Это было бы здорово! – обрадовалась Морин. – А то приехала, а сама не знаю, где и жить буду. А жить-то где-то надо, правда ведь? А кактусы, говорят, постригать нужно?

– Не слышал, – признался Ринго.

– Нужно, нужно! А стригу я отлично! Вот и тебе уже стричься пора. Ну, давай, давай, поднимайся. Я, вот, и ножницы припасла…

Ринго выздоровел и выписался из клиники, а Морин продолжала жить у него. Это разумелось как-то само собой и не обсуждалось.