Осколки - [13]

— Почему ты не осталась там, где я сказал, affie?

Одно коротенькое словечко, похожее на горестный вздох, поведало мне больше, чем пыльный библиотечный том. Affie. «Остановившийся в шаге от Обращения». Ясно, почему девушка показалась мне неправильной. Оборотень, никогда не принимавший второй облик — что может быть несправедливее в подлунном мире?

Должно быть, она младше его по годам существования на свете, хоть и выглядит старшей сестрой: время жизни оборотней строго делится пополам, на дни звериные и дни человеческие. Причем, будучи зверем, они стареют гораздо медленнее, чем люди, а Главы Семей сохраняют свою силу втрое или вчетверо дольше, чем их подопечные, которые и так-то живут больше сотни лет. Эта же девочка ни разу не оборачивалась, тратя свои мгновения на пребывание в незавершенном, а потому ущербном и опасном состоянии. Но почему? Что за беда ее постигла? И зачем брат притащил ее ко мне?

Десятки вопросов вихрем пронеслись через мой разум, не находя, за какое подобие ответа зацепиться на своем пути, и повернули на второй круг.

— Что здесь делает Необращенная?

Не знаю, кому предназначаю свой возглас, но находится желающий ответить:

— Отнимает ваше время и смущает мысли, dan-nah.

Теплый янтарный свет всепонимающего и всепрощающего взгляда снова предназначен не мне, и в горло упирается привычный комок. Но я уже умею с ним справляться: всего-то и надо, что ударить сталью в открытую плоть. Подло? Да. Но как иначе поступить с тем, кто никогда уже не сможет быть моим другом?

Шадд’а-раф прошел через заднюю дверь: неудивительно, ведь он узнал этот Дом, как свой собственный, пока возился со мной в детстве и юности. Пока играл роль старшего товарища и наставника. Хорошо играл, надо признать, искусно.

— Папа!

Девушка прильнула к широкой груди под серой, по обыкновению неброской мантией. Сухая ладонь шадд’а-рафа ласково легла на рыжеватую макушку.

— Здравствуй, моя радость! Вижу, ты с пользой проводишь время… — полный нежности взгляд отметил испачканный рот сластены, и к ласковой заботе добавилась мягкая улыбка. — Тебя не обижали?

— Нет! Здесь хорошо… Красиво. Почти, как дома. Мне показали рыбок! — Гордо сообщила девушка.

Седые брови чуть приподнялись.

— Рыбок? И кто же показал их тебе?

Рука девушки вытянулась в мою сторону.

— Вот он!

Сказать, что я почувствовал себя неуютно, было бы излишне поверхностным описанием настигшего меня состояния. Не умею вести себя сообразно положению. Не получается. Наверное, потому, что никак не соображу, какое именно положение в иерархии Дома занимаю. Не наследник, это точно: до продолжения рода или управления делами меня допустят разве что, за неимением других подходящих кандидатур. Формально не обладаю даже собственными слугами. Мьюры не в счет: они общие и подчиняются не столько обитателям Дома, сколько ему самому. Найо — песня отдельная и очень печальная ввиду полнейшей непонятности. Можно быть уверенным только в том, что в их обязанности входит нахождение при моей особе, но вот с какой целью? Услужение? Ни в малейшей степени: приходится едва ли не умолять о помощи. Защита? Возможно. Но меня от опасности или опасности от меня? Впору только путаться и уныло ругаться. Лучше всего происходящее в моем отношении описывается народной поговоркой: «Ни пришей, ни пристегни». Туманные пророчества тетушки об участии в судьбах мира выглядят романтико-героическими сагами, а не конкретным планом действий, правда, хорошо понимаю, почему: Тилирит и сама не знает точно, что, как, где и с кем я должен буду сотворить. Оставила все на откуп естественному течению жизни, лентяйка… Ладно, я не тороплюсь. Только бы не покраснеть от пристального взгляда старого знакомого!

Хорош хозяин, нечего сказать: живность показывал, да сластями ребенка пичкал… Даже стыдно стало немножко. Хотя, уж стыдиться мне совершенно нечего, потому что вмешиваюсь в дела окружающих в меру собственных понятий о добре и зле, а не пользуюсь чужими. Чужое восприятие того или иного события может быть и полезным, и вредным. Смотря для чего, конечно. Иногда потребность ознакомиться с новой точкой зрения становится не просто необходимой, а жизненно важной, но в большинстве случаев слепо следовать чуждой для тебя самого манере поведения нельзя. В силу чрезмерной опасности подменить исконно свои реакции заимствованными: так недолго и себя потерять. Я на подобный риск не пойду. Пробовал уже. Хватит.

— Я и не сомневался, что dan-nah уделит тебе внимание.

«Уделит внимание» — вот как теперь именуется моя тупость! Надо будет иметь в виду, и при каждом удобном случае небрежно замечать: «Я уделю этому внимание» или «Я же уделил вам внимание». То есть, не знал, чем занять гостя, а потому и сам занимался ерундой.

Котенок с момента появления родителя в холле присмирел и не порывался принять участие в разговоре. Шадд’а-раф посмотрел на него с некоторым сожалением, но по-прежнему любящим взором и известил присутствующих (как мне показалось, всех, поскольку нельзя было понять, обращается ли он только к сыну, или к кому-то еще):

— Юность горяча и порывиста, а потому совершает много необдуманных поступков. Надеюсь, то, что случилось сегодня в стенах этого Дома, не доставит никому неприятностей.