Осколки фарфорового самурая - [9]

Шрифт
Интервал

Вдобавок к невероятной внешности природа одарила её очень красивым бархатистым тембром голоса, прибегнув к помощи которого, она пыталась мне объяснить, что этот экземпляр книги последний, а ей он крайне необходим. Я согласился обменять напечатанный роман на посещение ближайшей кофейни и, в идеале, на роман реальный. Это был совершенно чудесный час. Я пил раф, она потягивала свой ирис, и мы болтали о литературе и о роли хорошего чизкейка в разговоре об искусстве.

Смешно подумать, но мы были настолько увлечены беседой, что совершенно забыли представиться друг другу. Когда мы синхронно вспомнили об этом накануне второго свидания, то решили сохранять инкогнито и дальше, продержавшись в состоянии полного неведения почти месяц. Презрение одного из основополагающих правил этикета очень быстро сблизило нас, раскрепостило, дав волю фантазии: мы выходили из положения с помощью всевозможных прозвищ, правда, лишённых обычного для них налёта пошлости.

Однажды подруги окликнули её, когда мы прогуливались в один из последних тёплых дней той осени, и наша тайна перестала существовать. Они в шутку ругали её за то, что она прятала такого милого молодого человека от своих друзей-людоедов, а я улыбался и думал о том, какое красивое и подходящее у неё имя. Как только самоназванные Сирены удалились, я открылся, и мы сошлись на том, что у нас идеальные имена.

Мало что может сравниться с первыми днями и неделями взаимоотношений, обещающими стать идеальными. Мы много гуляли, благо октябрьская погода ещё позволяла, разговаривали обо всём подряд, в том числе и о литературе, которой многим были обязаны. В её предпочтения странным образом входили поэты-символисты и пара типично женских штучек вроде Экзюпери и Ремарка. Её удивляло моё увлечение Набоковым. По моему совету она прочитала «Дар» и осталась совершенно безучастна. Но через пару лет, наткнувшись на «Просвечивающие предметы», влюбилась в американский и швейцарский периоды его творчества.

Всё было настолько идеально, насколько это вообще возможно, словно мы не встретились, а совпали, и совместная жизнь была прекрасной иллюстрацией толстовского счастья по-своему. Наша первая ссора случилась через месяц после знакомства по вполне пустяковому поводу – мы претендовали на одну и ту же половину кровати. Бессмысленность спора обнаружилась уже на утро – мы лежали валетом поперёк кровати у изножья. Я слегка прикусил большой палец на её левой стопе, и мир был восстановлен, хотя мы и не успели сказать своему оружию «Прощай!»: битва подушками считалась в нашем доме лучшей зарядкой.

XIV

На этом месте стоял дом, в подвале которого три недели провёл в заточении предводитель крестьянского восстания Емельян Пугачёв. Неплохая энергетика для храма искусства.

За полтора века своего существования театр перестраивался несколько раз, и каждый архитектурный стиль оставил свой неизгладимый след. В самом начале последней четверти девятнадцатого века один отставной капитан не смог более сопротивляться тяге к прекрасному и всего за год выстроил внушительный по тем временам развлекательный комплекс губернского масштаба. Под одной крышей оказались гостиница, ресторан и театр, вскоре разорившие своего создателя. Новый хозяин оказался натурой менее утончённой и потому в дела театральные совсем не лез. Вместо этого очаг культуры сдавался любому способному его содержать и платить аренду прижимистому купцу. Потом был пожар и ремонт, затем пришли гражданская война и советская власть. Про театр вспомнили только в шестидесятых, когда опять же за год придали ему современный облик архитектурного монстра. Половину исторического фасада снесли. Главный вход был перенесён в заново отстроенную северную часть здания из стекла и бетона – характерное архитектурное решение того времени. Здесь разместились просторный вестибюль и гардероб на первом этаже, буфет и мужская уборная на втором. Всё очень строго и без особых изысков в интерьере, чуждых пролетарскому сознанию. Чуть левее от главного – вход служебный, для избранных с пропусками и известных лиц. Зрительный зал остался ещё от первой постройки, и если бы не простенькие откидные кресла, эффект от попадания в иную эпоху, где правили кринолин и хорошие манеры, смешанные с дорогим коньяком и французскими духами, был бы гораздо сильнее. Остальные помещения театра практически не перестраивались, изредка переживая лишь косметический ремонт. Так, сохранились кованые лестницы, ведущие на третий ярус, здание ресторана и гостиницы переоборудовали в подсобные помещения, костюмерные и мастерские. Собственно, второе здание театрального ансамбля практически не изменилось, сохранив архитектурные очертания, характерные для рубежа прошлого и позапрошлого веков. Сквозь его двери обычные посетители попадают в Малый зал, где дают представления молодёжные труппы, протекает репетиционный процесс, а также проходят собрания служителей Мельпомены и Талии по наиболее важным вопросам жизнедеятельности театра.

Примерно такую же площадь, как и театр, занимает бывшее здание обкома, а ныне – областной администрации, пристроенное к нему с восточной стороны. Если смотреть сверху, то вместе они образуют квадрат с общим двором. Возможно, такой близостью, а также наличием весьма недурственной столовой в здании театра (вход с торца) можно объяснить крайнюю любовь местных чиновников всех рангов к этому месту.


Рекомендуем почитать
Дневники памяти

В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.


Настоящая жизнь

Держать людей на расстоянии уже давно вошло у Уолласа в привычку. Нет, он не социофоб. Просто так безопасней. Он – первый за несколько десятков лет черный студент на факультете биохимии в Университете Среднего Запада. А еще он гей. Максимально не вписывается в местное общество, однако приспосабливаться умеет. Но разве Уолласу действительно хочется такой жизни? За одни летние выходные вся его тщательно упорядоченная действительность начинает постепенно рушиться, как домино. И стычки с коллегами, напряжение в коллективе друзей вдруг раскроют неожиданные привязанности, неприязнь, стремления, боль, страхи и воспоминания. Встречайте дебютный, частично автобиографичный и невероятный роман-становление Брендона Тейлора, вошедший в шорт-лист Букеровской премии 2020 года. В центре повествования темнокожий гей Уоллас, который получает ученую степень в Университете Среднего Запада.


Такой забавный возраст

Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Всё, чего я не помню

Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.


Колючий мед

Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.