Осколки царства - [2]

— Я вижу, ты не прочь заняться любовью прямо сейчас.

Он ответил ей взглядом.

— Сколько жадности! Умерь свой пыл. Я замерзла. Погрей меня. Потом посмотрим. Одна польза от тебя: хоть постель нагрел.

Меньшов не стал спорить. В последние два-три месяца она немного капризничает, лучше не тревожить ее попусту — быстрее успокоится. Светлана легла спиной к нему. Медведь обнял ее. Девочка действительно замерзла. Мускулы приличные. Он преисполнился гордости: сам тренировал, сам ее когда-то в Гильдию ввел. Для серьезного дела она еще не годится. Овца еще («прости, что я тебя так назвал…»). Но выйти против серьезного противника он бы ей и не позволил.

Вскоре она повернулась лицом к Меньшову. В полутьме все-таки можно было различить какое-то неестественное движение ее бровей и губ. Светлана подбирала слова, и дело не ладилось.

— Ты знаешь, у меня так болит голова. Сил нет. Давай побыстрее.

— У меня есть отличные таблетки…

Она раздраженно перебила:

— Нет. Просто давай побыстрее!

Давно ему никто не делал так больно.

— Света, солнышко, я так не умею. Прости меня пожалуйста, у меня не получится.

— Ты что же, не хочешь меня? Ты разлюбил меня?

— Нет, просто…

— Ты не хочешь меня! Кого ты себе нашел? Ты! — Она дала ему пощечину.

Медведь никогда ни от кого не терпел физической агрессии. Не то что удара, а тычка под ребра, даже дружеского похлопывания по плечу не стерпел бы, нагнал бы страху. Он со времен армейского двухлетия ненавидел людей, которые не умеют контролировать собственные руки. Это такой пунктик у него: воспитывать идиотов, как правильно держать руки в карманах. Она ведь знает. Она все это прекрасно знает. Что ж она делает… Меньшов стал подыматься с явным намерением одеться и закрыть постельную тему. Он не может ответить ей и не знает, куда деть гнев.

Она схватила Медведя за плечо. В пальцах нет настоящей хватки. Его остановили не ее пальцы, а ее слова:

— Иди ко мне. Иди же. Я, я, я хочу тебя! Давай же, наконец, — это было совсем не то, что Меньшов хотел услышать, но тон все-таки переменился. У него получилось доказать себе, будто у женщин такими бывают извинения. Конечно же, Медведь не стал сопротивляться. Светлана всегда умела усмирять его.

…все-таки она стала чуть холодновата.

Меньшов принес ей на разделочной доске чашку кофе со взбитыми сливками и белый пористый шоколад: девочка так любит белый шоколад!

— Давно бы завел поднос. Впрочем, хорошо уже то, что ты принес все это в комнату. Ты… ты такой грузный, такой большой, мне часто кажется: вот-вот снесешь какую-нибудь полку… или посуду — вдребезги.

«Не грузный, а громозкий» — мысленно защитился Медведь.

— Ты сегодня совсем неплох, но на ночь я не останусь.

Меньшов загрустил. Он купил дорогого вина. Отличное французское вино. Так и сказал ей.

— За вино спасибо, я могу взять его с собой. Не огорчайся, милый мой медведь. Мы ведь еще встретимся, я ведь еще приду к тебе. А сейчас у меня есть дело. Послушай, ведь завтра ты защищаешь какой-то мясокомбинат против оптовой фирмы «Москва-контракт» из Мытищ. За них выйдет Жеребец.

— Порядочный умелец. Я как-то наблюдал его. Очень порядочный. В негласном рейтинге Гильдии он под одиннадцатым номером.

— Но ты-то под четвертым. И он боится тебя. Знает мясницкую твою манеру. Медведь, он предлагает разойтись по-хорошему. Оптовики проиграют дело, но ты только мазнешь его по левой руке.

— Что ж он сам не подошел? Мы с ним оба с первого года, ветераны, он ведь знает меня. И телефон мой тоже знает…

— Я понятия не имею. Может, стесняется. Ведь такое дело…

— Какое — такое? — Меньшов не ангел Господень, приходилось и ему руки-ноги подставлять. Несколько раз Медведь договаривался со Светланой: Гильдия устроит так, что их наймут тяжущиеся стороны, он ей по мелочи проиграет, гонорар пополам. Поговаривают, будто кто-то позволяет себе смеяться: девка Медведю руки кровянит, ослаб Медведь. А ему для нее не жалко. Пускай растет. Да и деньги на государственной службе не те. Даровой поединщик от государства за бой получает четыреста рублей. Проиграл ли он, выиграл ли, все едино. Распишись за четыре сотни целковых и гуляй. Ну а если нанял фирмач у Гильдии знакомого бойца, можно и договориться… Лучше, конечно, положить его, но ведь всегда риск. Да и за копейки. Одна забота: с каких пор девочка играет роль его импрессарио? Как она внушила Жеребцу, что теперь ведет медведевы дела?

— Тонкое дело. Неудобно ему. Руку даст тебе за десять процентов с гонорара. Пять мне. За посредничество.

Меньшов молчит. Он может разделать Жеребца под орех. И Жеребец это знает, хотя и сам не промах. Побаивается, видно. Возраст у него подходит. Сорок два, уже не тот Жеребец. А Медведю двадцать восемь, он на подъеме. Он бы дал Жеребцу пять процентов из уважения, тот остался бы доволен. Девочка загибает.

— Ты почему замолк? Не нравится? Но пойми и меня: я уже договорилась, что обо мне станут думать? Все сочтут, что я не деловой человек. Что я какая-то нашлепка при Медведе…

— Ну что ты, моя любимая.

— А что? Ведь ты сам меня подставляешь. В какое положение ты меня ставишь, я взрослый человек! Чего будет стоить мое слово? Так нет? Тогда отстань от меня! Никогда не просила помощи в делах. Разок, всего разок попросила, так и в этой малости ты не желаешь мне помочь!