Оскал дракона - [48]

Это случилось уже после пира, когда праздник закончился и начались переговоры. Конунг Эрик пообещал мне рабов, лес, строителей, и различные припасы, а также торговые корабли, чтобы перевезти все это; я надеялся, что отстроить Гестеринг заново уже к новому урожаю.

— Но у меня нет лишних воинов, — добавил он, хмурясь, — как нет и боевых кораблей, я сам сейчас нуждаюсь и в том, и в другом, к тому же сейчас я потерял свою правую руку — Бранда.

Мы разговаривали наедине, с глазу на глаз, в его потаенной комнате в конце зала, он склонился ко мне поближе, свет факела окрасил лицо Эрика в кроваво-красный. Аккуратно подстриженная борода цвета алого золота, на голове шапка — он носил ее ради тщеславия, скрывая лысину, не считая остатков волос над ушами. Рог с медом, с которым он сидел на пиру, остался там же; сейчас он держал в руках кубок из голубого стекла, наполненный вином. Он он предложил вина и мне, но я отказался и пил бурый эль из обрамленного железом рога. Когда ведешь дела с правителями, лучше иметь ясную голову, к тому же моя голова и так болела из-за раны на лбу и сломанного носа, не хватало еще усугублять это винными парами.

— Греческий монах Лев взял Колля в заложники и отплыл вместе с Льотом Токесоном, — сказал он, посолив кусок хлеба, чтобы избавится от вкуса меда во рту. — Льот приходится братом Паллигу Токесону, и Стирбьорн, полагаю, сейчас вместе с ними.

Паллиг — ярл Йомсвикингов. Эрик посмотрел на меня слезящимися глазами и понял, что мне знакомо это имя, взмахнул рукой и вздохнул.

— Я знаю, знаю, Стирбьорн — молодой глупец и будет наказан, но он — мой племянник и все еще может быть мне полезен. Я хочу, чтобы он вернулся.

Я не считал, что Стирбьорн захочет вернуться, пока не будет уверен в милосердии Эрика, и сказал об этом.

— Именно так, — ответил Эрик, глядя на меня. — И когда ты отправишься за своим фостри, то передашь моему племяннику прощение и милость конунга. Ты должен найти Стирбьорна и сообщить ему об этом.

— А как же ярл Бранд, господин? — спросил я по возможности мягко и вежливо.

Конунг Эрик поглаживал подстриженную бороду и нахмурился.

— С ним будет труднее, но он присягнул мне, и я уплачу ему виру, цену крови, за все, что он потерял по вине Стирбьорна, ведь тот мне родня, даже после всего случившегося.

Так все и произошло. Конунг Эрик захотел вернуть Стирбьорна, ведь его собственный сын был еще младенцем, и Стирбьорн пока являлся единственным реальным наследником. И все же я считал, что такой могущественный человек, как Бранд, может отказаться принять от Эрика виру за смерть жены и домочадцев. Для меня за потерю жены и сына такой цены было бы недостаточно.

Должно быть, он увидел что-то на моем лице, и к моему удивлению, дружески взял меня под локоть.

— Ты хороший человек, Орм Убийца Медведя, — протянул он так медленно, словно доставал слова из сундука с монетами, тщательно отбирая их. — Ты удачлив в бою, к тебе течет серебро, тебя любит слава, и воины идут за тобой в поисках всего этого, хотя твое рождение было не самым удачным. Но ты хорошо послужил мне последние годы.

Он прервался, я молчал, оглушенный, словно пропустил удар, ведь если даже конунг считает мое рождение неудачным, то и остальные думают так же.

На севере очень важно знать, кто отец ребенка незамужней женщины. А потому, как гласит старый закон, у незамужней женщины во время родов спрашивают имя отца, и если она молчит, то ребенок считается трэллем с рождения. Если она называет имя мужчины, то он становится отцом наполовину и имеет определенные обязанности перед ребенком.

Моя мать вышла замуж за Рерика, когда уже носила меня, и он признал отцовство. Настоящим моим отцом был Гуннар Рыжий, я происходил от его семени, но все считали его погибшим. А потом Гуннар вернулся, к тому времени я уже появился на свет а моя мать умерла при родах, и таким образом, когда Рерик назвался моим отцом, я избежал рабства. Это и имел в виду конунг, говоря о моем неудачном рождении.

Эрик смотрел на меня, я же задержал дыхание и приготовился к новым ударам с его стороны.

— Я не хотел тебя обидеть, — продолжал он, — но именно по этим причинам и еще по другим, ты никогда не поднимешься выше положения мелкого ярла, и даже со всеми твоими женщинами, детьми, овцами и лошадьми тебе никогда не стать настоящим землевладельцем.

Эрик опять остановился, изучая мою реакцию, и я почувствовал, что воздух в комнате стал неподвижным и тяжелым, словно занавес. Мое лицо сохраняло учтивое выражение, а руки лежали на столе, и Эрик их видел. Истина заключалась в том, что он прав, кровь прилила к моему лицу, но я не мог ничего поделать, кроме как подтвердить его правоту молчанием, оставаясь неподвижным как скала.

— Твой удел — следовать за носовой фигурой, — продолжал Эрик, — и асы хранят тебя на дороге китов. А здесь, на суше...

Он замолк и сделал круговое движение кубком, словно очерчивая свои владения, расплескав вино на руку. — Здесь дела ведут несколько по-другому. Вот, например, ты заметил за моим столом христианских священников?

— Я их видел, — вымученно произнес я.

Эрик кивнул, сделал глоток вина, и со вздохом продолжил: