Оскал дракона - [116]

У противника лилась кровь из глаз и ушей, из носа и рта, и он выплюнул какое-то слово, и Финн, удовлетворившись этим, схватив его за подмышки, поднял и перебросил через частокол.

Мы сидели в укрытии, среди черных липких пятен, среди вони и смрада, глядя друг на друга, стрелы со свистом проносились над нами или впивались в бревна. В конце концов Финн вытер рукой окровавленную бороду.

— Нидзи, — медленно произнес он, и мои пустые глаза словно задали немой вопрос. — Так называется это место. Я подумал, что мы должны знать, где умрем.

Той же ночью Кьялбьорн Рог и Оспак по веревке с узлами спустились вниз за частокол, но было темно, и они не осмелились зажечь факел, так что им не удалось найти Рыжего Ньяля в груде тел у подножия стены. Умирающие еще стонали.

Смерть Ньяля послужила знаком, что наше время тоже подходит к концу.

Конец наступил двумя днями позже, когда восемнадцать побратимов лежали в бреду, обливаясь потом, более двадцати погибли, еще трое умерли от болезни. Почти все остальные были ранены.

Но хуже всего было то, что заболел Колль. Белые и красные пятнышки побежали от его подмышек вниз, утром они были уже на бедрах, а затем появились и на бледных впалых щеках. К ночи его лицо выглядело так, словно кто-то бросил на него пригоршню кукурузных зерен, они прилипли к коже, и из каждого такого зерна сочился вонючий гной.

Монах сидел рядом с ним, попутно ухаживая за другими больными, в то время как Бьяльфи, еле держащийся на ногах от усталости, сновал и тут и там, Черноглазая тенью следовала за ним, они метались между стонущими и бредящими побратимами.

Уже ночью среди кровавого смрада мы сидели у огня, перемазанные грязью и кровью, мы слишком устали, чтобы даже умыться. Мои косы были покрыты запекшейся кровью и еще кое-чем похуже, волосы впитали все, что лилось из мертвых, одежда была порвана и покрыта коркой грязи. Остальные выглядели не лучше.

Мы принесли спящего Колля к огню; никто уже не пытался защищаться от красной чумы, ведь от смертельной болезни нет спасения, и если уж норны вплели эту красную нить в наши жизни, так тому и быть. Только Стирбьорн с опаской держался чуть в стороне, думая, что это поможет ему не заболеть.

Мы сидели возле деревянного помоста в центре поселения, за нами горели факелы. Деревня называлась Нидзи, как сказал Финн, но Черноглазая пояснила, что это не так. Несчастный только и успел выдохнуть слово «нидзи», прежде чем Финн пробил его голову с криком, что он должен знать, как называется место, где все мы умрем и откуда Рыжий Ньяль отправился к своей бабке.

«Нидзи» означало «нигде» — это и успел произнести на своем языке тот бедолага, и Финн в бешенстве откинул голову, взревел и рассмеялся, когда Черноглазая объяснила ему, что это значит.

Мазурская девочка зажгла факелы и опустилась на колени на деревянном помосте, обращаясь в молитве к четырехликому божеству. Тени метались по лицам побратимов, все настолько устали, что не могли ни говорить, ни есть, они замерли в каком-то отупении, склонив головы, кто-то наблюдал за струящимся дымом. Котел, подвешенный на железной треноге, парил, воины лежали среди разбросанных шлемов и оружия, прислонившись спинами к щитам. Грязные, черные кольчуги сброшенной змеиной кожей лежали у их ног.

Когда Черноглазая, словно призрак, проскользнула обратно к костру, несколько голов повернулись, равнодушные взгляды скользнули по ней. Стирбьорн, которому всегда было что сказать, скривил губы.

— Молилась о спасении? — спросил он.

— Только бесстрашный молится о спасении, — ответила она, устраиваясь поудобнее на корточках. Стирбьорн неловко пошевелился, потому что все заметили, как он пялится на ее задницу, когда девочка оказывалась поблизости.

— Человек, который говорит, что ничего не боится, на самом деле лжец, — возразил он.

— Расскажи это Финну, — усмехнулся Уддольф. — Всем известно, что ему неведом страх.

— Возможно, он расскажет тебе, в чем секрет, Стирбьорн, — добавил Онунд, словно медведь прорычал. — И ты избавишь нас от своего нытья.

— Раз уж так получилось, — мягко сказал Финн, — и все мы здесь смотрим богам в лицо, возможно, вам будет любопытно узнать секрет бесстрашия.

Усталые побратимы с интересом уставились на него, и я в том числе.

— Когда я был молод, — начал он, — я делал кое-что, что не нравились некоторым людям в Сконе, и они схватили меня, можно сказать ни за что, я не совершал никакого преступления. Правосудие в те времена было сурово, но не было человека суровее Хальфиди. Седовласый, как какой-нибудь добрый дядюшка, но внутри — черный, как драугр. Слатур, так его называли люди.

Раздались насмешки, ведь слатур — это блюдо из овечьих желудков, набитых потрохами, кровью и специями.

— Они пинали и били меня, — продолжал Финн, — и морили голодом целую неделю, что и следовало от них ожидать. Каждый день Хальфиди или один из его сыновей, нарезали у меня перед глазами копченое мясо, висевшее на крюках, им доставляло удовольствие рассказывать, как они меня подвесят. В конце недели они притащили меня на вершину скалы, там к железному кольцу была привязана веревка. Другим концом веревки они обвязали мою шею и завязали мне глаза тряпкой. Затем они поворачивали меня в разные стороны и пинками заставляли идти, так что я не понимал, где обрыв.