Осиновая корона - [18]

— Воды? — спросила Уна, и собственный голос показался ей донельзя жалким. Наверное, поэтому она так не любит приходить сюда — потому что чувствует себя бесполезной, свою магию — бессмысленной насмешкой… Любая деревенская знахарка в этой душной комнате была бы сильнее неё.

— Не надо. Горо поедет с вами? Он говорил мне, что ещё не решил.

— С нами. Он не хочет оставлять нас без защиты. С тобой останутся Вилла и слуги, отец… — показать ли, что она чувствует себя виноватой, или это обидит его? — Мы пробудем там не больше двух дней и вернёмся. Не волнуйся.

— И по пять-шесть дней в пути, да-да, я помню… Останьтесь подольше, — чем более рьяно отец стремился показать, что рад их отъезду, тем отчётливее Уна видела его ложь. Горе и страх сквозили в каждой из ранних морщинок. — В Рориглане, наверное, хорошо, да и Алисия по тебе соскучилась… Расскажи мне потом, похож младенец на неё или на Колмара.

— Да, конечно.

— И скажи Алисии… Что я очень люблю её.

— Да.

И снова они оба молчали, не зная, как завершить разговор, — и пора ли уже завершать?… Уна несмело погладила отца по выбритой щеке; он по-детски прижался к её ладони.

— Не знаю, сообщила ли тебе мама, — начала Уна, притворившись, что это не так уж важно для неё. Семья Тоури — лордов-лицемеров. Её воспитали достойно. — Тётя назвала сына Альеном. В честь вашего брата… Того брата.

Отец смотрел на неё вопросительно. Ждал.

— Сообщила. И что же?

О, пожалуйста, пусть у неё получится — хотя бы раз…

— Они были в хороших отношениях? Тётя Алисия и Альен? Она любила его?

Отец пожевал губами и на мгновение прикрыл глаза; Уна боялась пошевелиться. Он молчал так долго, что она подумала: не ответит. Но в конце концов тихо сказал:

— Очень любила. Больше всех нас. Больше всех вообще. Альен ни с кем в замке не был близок, кроме сестры.

— И с тобой тоже?

Отец смотрел куда-то сквозь Уну — на гобелен со сценами поединков, скрывавший каменную кладку стены. Прямо за её спиной двое вышитых рыцарей бились на турнире в честь королевы Интерии Ти'аргской — прабабушки Тоальва… Уна предпочла бы оказаться между их копий, а не под этим невидящим взглядом.

— Я не могу говорить об этом, Уна. Просто не могу. Прости, — что-то вроде судороги дёрнуло его губы — не улыбка. — Есть вещи, о которых не говорят. Я понимаю, что ты хочешь побольше узнать о нём, но…

— Не побольше, — Уна встала, скрестив руки на груди. — Я хочу узнать всё. Узнать правду, отец. Это ведь наша семья, и я уже не ребёнок… Мне кажется, я имею на неё право. Мама, естественно, думает иначе, потому я и спрашиваю тебя.

Отец затравленно дёрнул плечом. Он всё ещё смотрел куда-то в сторону, и это было невыносимо.

— Мама хочет оградить тебя… Уберечь. К тому же она не знает всего, как и я. Мой брат покинул нас много лет назад. Он был… особенным человеком, Уна. Очень умным. Очень одиноким. Иногда безжалостным, — Уна стояла, задержав дыхание. Ей казалось, что внутри натягиваются и дрожат, готовясь разорваться, струны невидимой лиры… Почему ей так важно каждое слово об этом человеке — совсем чужом? Должно быть, потому, что она ни разу не слышала столько честных слов о нём — сразу. — Ему здесь не было места. Насколько мне известно, он побывал среди Отражений, и в Дорелии, и в Кезорре, и в Феорне… У гномов — то есть у агхов, извини… И, может быть, где-то ещё. Его след затерялся, как он и хотел. Я полагаю, он умер.

Уна отступила на полшага. Это было как удар по затылку. Она не успела проконтролировать выражение лица, и глаза распахнулись с детским, наверняка смешным возмущением.

— Ты полагаешь?! То есть ты не уверен? — во взгляде отца что-то надломилось, и она попыталась приглушить обвинительные нотки. Она не смеет судить его — и не станет. — Я хочу сказать… Он же твой брат, отец. Будь у меня братья или сёстры, я бы разыскивала их до последнего. Дядя Горо всё равно когда-то ездил по Обетованному… По крайней мере, по нашему материку точно. По Ти'аргу. В Дорелию. Если бы он не додумался сам, ты мог бы направить его… Посоветовать…

— Твой дедушка выгнал бы из замка любого, кто осмелился бы искать Альена, — с поразительным спокойствием проговорил отец. — Выгнал бы — если не что-то похуже. Мне жаль разочаровывать тебя, Уна. Но это так. Отец ненавидел Альена… И, боюсь, это было взаимно, — он помолчал, давая Уне время осмыслить это. Но времени не хватило. — Это старая семейная грязь, и тебе не следует до неё дотрагиваться. Прошлое часто мерзко, а прошлое Кинбралана — и подавно… Давай прекратим этот разговор. Прошу тебя. Он разрывает мне сердце.

Уна лишь теперь заметила, как часто отец дышит — костлявая грудь вздымалась и опадала под рубашкой, словно у раненого на охоте зайца. Стыд сдавил ей горло.

— Да, конечно, отец. Прости меня.

— Это ты прости, дорогая. Дай ещё раз обнять тебя… — когда Уна подошла и наклонилась, он прошептал ей на ухо — так, будто боялся, что кто-нибудь может услышать: — Если захочешь, поговори с Алисией. Я знаю, что она тайком писала знакомым Альена — после всего. Тайком от отца… И от твоей матери.

* * *

До Рориглана, замка дяди Колмара, можно было добраться по удобному торговому тракту — проезжей дороге вдоль Реки Забвения. Как только заканчивались впадины и холмы предгорий, дорога ныряла в речную долину — травянистую, испещрённую деревушками, фермами и ровными покрывалами полей. Попадались и тенистые зелёные перелески; они были, правда, совсем крошечными и не могли сравниться ни с охотничьими угодьями Кинбралана, ни со знаменитым лесом лорда Тверси неподалёку от Академии. По берегам Реки Забвения и её притоков выросло больше дюжины городков. Обычно они тоже не отличались величиной, равно как и достопримечательностями (одна-две сторожевых башенки на стене, ратуша, мост да несколько дворцов знати в предместьях — вот и всё разнообразие). Однако города Ти'арга не просто так считаются самыми богатыми и чистыми во всём Обетованном. Власти в них внимательно следят за порядком, а торговля не стала менее бойкой даже в годы Великой войны: ремесленники, фермеры и купцы приспособились к новым условиям, так что шума рынков и лавочек не одолела ни одна битва.