Ошибка Марии Стюарт - [23]

– Сегодня вечером мы соберемся в ваших апартаментах, – продолжал он, и Мария буквально чувствовала рокот слов в его грудной клетке, а не только слышала их. – Мортон и Рутвен…

– Только не Рутвен! – воскликнула она.

– … А также Мейтленд и я сам, – спокойно закончил он.

– Мейтленд тоже предатель? – спросила она, отстранившись от него. – Я прекрасно знала, что он завидует Риччио и чувствует себя обойденным, но считала его слишком цивилизованным для участия в убийстве.

Джеймс улыбнулся все той же фальшивой улыбкой виноватого мальчика.

– Цивилизованные люди испытывают страсть и ненависть, как и все остальные, – сказал он. – Королева Елизавета и ее министр Сесил не брезгуют убийствами и заговорами, почему же Мейтленд должен отличаться от них? Кроме того, разве убийство чужеземца считается изменой?

«Да, почему бы не Мейтленд? – подумала она. – Кстати, и почему бы не Джон Нокс?»

– Когда я могу ждать вашего прихода? – как можно более небрежно спросила она.

– Ближе к вечеру. Сначала мы соберемся у Мортона.

* * *

Дом Мортона находился недалеко от Холируда на огороженном участке с внутренним двором и собственной конюшней. Гостиная на втором этаже была достаточно просторной, чтобы там могли разместиться все заговорщики. К началу вечера они собрались почти в полном составе и стояли, приятно беседуя друг с другом, как если бы встретились по какому-то радостному случаю, вроде помолвки хозяина. Рутвен прошаркал к креслу и пристроил ноги на низком табурете, но убийство как будто оживило его: он выглядел не таким больным, как вчера вечером. Лорд Джеймс в новой одежде, которую он чудесным образом обнаружил подготовленной в доме Мортона, теперь держался со спокойным достоинством. Мейтленд, отсутствовавший в Эдинбурге в разгар событий, как будто обрел новые силы из-за своевременного возвращения в Шотландию. Только лорд Линдсей, как обычно, выглядел нездоровым: его губы потрескались, а под глазами залегли темные круги. Вокруг расхаживали менее значимые члены их партии: лорд Сэмпилл, Патрик Белленден, Джеймс Макгилл, Керр из Фаудонсайда и несколько Дугласов.

– Мы встретимся с королевой перед ужином, – начал Мортон, подняв руки и призывая собравшихся к вниманию. – Пойдут лишь несколько человек. Она подпишет прощение для нас – для всех нас, как присутствующих, так и отсутствующих. Потом, когда мы получим этот документ, то заключим королеву под стражу. Вы можете спросить: кто будет править? Что ж, у нас есть король, и это король Генрих!

– Королеву будут держать в заключении до конца ее жизни? – спросил Линдсей. Когда он говорил, с его губ слетали капельки слюны, и он вытирал их рукавом. – Такие случаи в истории мне неизвестны – во всяком случае, в собственной стране, где монарха отстранили от власти. Правда, Яков Первый много лет провел пленником в Англии, но…

– Давайте отвезем ее в Стирлинг, где она заболеет и не сможет поправиться, – раздался звучный приятный голос лорда Джеймса.

– Это невозможно, – возразил Рутвен. – У нее будут собственные врачи и повара.

– Врачей и поваров можно подкупить, – настаивал Джеймс.

– Только не французских! – На этот раз Линдсей умышленно плюнул на пол.

Лорд Джеймс качнулся на каблуках. На его лице играла улыбка.

– Итак, я не вижу несогласных с моим предложением. Есть лишь сомневающиеся в его успехе, не так ли?

– Я не уверен, что правильно понял, в чем заключается ваше предложение, – запротестовал Мейтленд.

Лорд Джеймс рассмеялся:

– Теперь, когда вы засвидетельствовали свою невиновность, я хочу задать один вопрос: есть ли у вас принципиальное согласие с тем, что правление королевы Марии было неудачным экспериментом? В том, что католическая королева оказалась не в состоянии управлять протестантской страной, показала себя слабой и нуждающейся в мужском руководстве? Увы, из-за своей глупости и неразборчивости она предпочла опереться на недостойных людей, таких как Риччио.

– Да, я согласен, – признал Мейтленд.

– Хорошо. Тогда я надеюсь, что вы, как и все мы, будете приветствовать лучшие дни для нашей страны.

* * *

Мария перерыла все сундуки в поисках белой краски для лица, которую хранила еще со времен маскарада во Франции. Когда она упаковывала ее, то упрекала себя за сентиментальность. Но это был последний маскарад, на котором танцевал Франциск. Выбросить краску перед отъездом казалось предательством. «Я выброшу ее позже, когда буду готова», – пообещала она себе.

Она нашла банку на дне самого большого дубового сундука под книгами упражнений, оставшимися со времени ее учебы во Франции, детским костюмом для верховых прогулок и своим первым платьем для причастия из белого шелка с кружевами.

Когда она достала банку, то обнаружила, что белая глина внутри высохла и затвердела. Но после того как она добавила немного воды из умывального кувшина и перемешала содержимое, она едва не вскрикнула от облегчения – твердый материал начал размягчаться.

Ловкими движениями она стала наносить на лицо грим: сначала на нос, щеки, лоб и подбородок, а потом круговыми движениями равномерно распределила краску. Ее лицо моментально приобрело пепельно-серый оттенок. Она добавила немного глины на губы и довольно улыбнулась. Теперь она выглядела совершенно больной.