Ошибка Купидона - [27]

Итак, необходимо еще раз проанализировать всю имеющуюся у меня информацию и наметить план действий.

Пронзительный в вечерней тишине звонок телефона вернул меня к реальности.

— Ты где пропадаешь? Два часа тебе названиваю, — услышала я голос Папазяна. Судя по полному отсутствию акцента, повод для звонка у него был серьезный, поэтому блистать остроумием в ответ совершенно не хотелось.

— Что случилось? — тревожно спросила я, предчувствуя недоброе.

— Твоя подопечная пыталась досрочно попасть на кладбище.

— Что?

— Попытка самоубийства в состоянии наркотического опьянения.

— Откуда тебе это известно? Впрочем, не важно. Она жива?

— Да, но состояние очень тяжелое. Тут интересуются, с кем она накачалась, я решил ничего не сообщать, пока не посоветуюсь с тобой. Хотя догадываюсь, что это был циркач. Я прав?

— Ты прав, Гарик, ты умница. Но умоляю — пока никому ни слова.

— Обижаешь, э-э, — грустно ответил Гарик и повесил трубку.

— Только этого мне не хватало, — сокрушенно произнесла я и рухнула в кресло.

Нельзя сказать, что новость явилась для меня полной неожиданностью. Какое-то неприятное предчувствие возникало уже во время просмотра видеозаписи. Но кто бы мог подумать, что это произойдет именно сегодня?

Ну почему Зеленин не взял ее с собой? Зачем ему было оставлять ее одну в городе, вернее, наедине с этим подонком? Даже если допустить, что Вениамин не догадывался об их связи, он же должен был понимать, что провоцирует ее на какой-то отчаянный шаг.

Все было очень загадочно. А то, что Зеленин еще и платит за что-то Хрусталеву, вообще не умещалось в голове.

В результате Светлана чуть было не ушла из жизни.

«Интересно, кто сообщил о происшествии в милицию? — размышляла я. — Хрусталев был на это не способен ни физически, ни…»

Я посмотрела на часы.

Судя по всему, несчастье произошло в то самое время, когда я купалась в речке перед отправлением автобуса из Константиновки, а Хрусталев надирался в местном сельпо. Но он явно причастен к этому событию! А то, что его в тот момент не было в городе, только подкрепляло мою уверенность.

«А ведь он не стал бы поднимать шума, даже если бы там присутствовал», — неожиданно поняла я. Никаких аргументов для подтверждения этого тезиса у меня не было, но тем и хороша моя работа, что никому ничего не надо доказывать. Даже если тот или иной вывод является просто предчувствием.

Можно было перезвонить Папазяну и узнать подробности, но я не стала этого делать. У меня в кармане лежал ключ от квартиры Зелениных, и я решила посмотреть на место действия своими глазами.

Через двадцать минут я припарковала свою «девятку» в двух шагах от Светланиного дома. В подъезде меня не видела ни одна живая душа, милиции здесь тоже пока (или уже?) делать нечего, поэтому при желании я могла оставаться в пустой квартире хоть до утра. Я даже рискнула зажечь в комнатах свет, поскольку вряд ли кто в наше время способен переполошиться по такому поводу.

Все было настолько явно, будто несчастье произошло несколько минут назад. Никто ничего не трогал в квартире с того момента, как Светлану увезла карета «Скорой помощи».

На полу там и здесь виднелись бурые пятна, свидетельствовавшие о способе, которым Светлана попыталась свести счеты с жизнью.

Это была бритва.

Ванная напоминала кадр из фильма ужасов. Никто не удосужился даже спустить воду. Не говоря уже о том, что весь пол был залит кровью.

Мне можно было даже не особенно стараться не оставлять следов. Потому что скорее всего никакого визита сюда криминалистов не будет. Если, конечно, Светлана останется в живых.

Я набрала номер телефона клиники, куда, по моим предположениям, ее увезли, и не ошиблась. Дежурная медсестра сообщила, что состояние больной «средней тяжести», что непосредственной угрозы жизни уже нет и что в настоящий момент пострадавшая спит. Она именно так и сказала — «пострадавшая».

И неожиданно это слово открылось мне в новом, неведомом до сих пор значении. Пострадать ей, судя по всему, пришлось немало. Я вспоминала ее поведение во время первой нашей совместной «прогулки», и теперь мне казалось, что решение уйти из жизни созрело у нее именно тогда, на берегу Волги.

Через пятнадцать минут я хорошо представляла себя, что произошло в этой квартире несколько часов назад.

Светлана навела порядок, помыла посуду, с бритвой в руках залезла в ванну и открыла горячую воду. До сих пор полы были влажными, а кое-где стояли еще небольшие лужицы.

«Вот тебе, — подумала я, — и ответ на вопрос, кто сообщил в милицию». Видимо, вода протекла в квартиру на четвертом этаже. Обеспокоенные этим соседи позвонили в дверь, но им никто не открыл. Тогда они позвонили в милицию. Наверняка льющаяся с потолка вода и неожиданная после недавнего грохота музыки тишина навели их на подозрения, что не все ладно.

Вернувшись к входной двери, я не обнаружила никаких следов взлома, хотя обычно в таких случаях милиция не церемонится. Может, у соседей был запасной ключ? Вряд ли сама Светлана открыла им дверь.

Но так или иначе, Светлана жива, и мне не придется сообщать ее мужу о ее последних перед попыткой самоубийства минутах жизни. Подумав об этом, я облегченно вздохнула. Терпеть не могу сообщать о смерти родным и близким, тем более в подобных обстоятельствах.